Глава десятая.
Спасение утопающих.
Это странное, весьма странное чувство.
Когда видишь, ушедший перед носом автобус, клерка, не желающего выдать срочно понадобившийся документ, или вот – спустившее колесо… вроде бы надо ругаться на чём свет стоит, бросать шапку оземь…
Но вместо этого, на душе царит безмятежность и спокойствие, и какая-то непонятная светлая радость!
Как будто всё это так и должно быть!
Мало того – ты осознаёшь, что если бы этого не случилось, жизнь потеряла бы какую-то свою, неотъемлемую и очень-очень важную часть!
Раннее утро в О выдалось тихим, если не считать вечного гомона чаек. Ветер успокоился, облака неподвижно зависли где-то высоко в небе, и только над прибрежными горами клубился туман. Он, словно убегающее молоко, норовил перелиться через верхушки гор, как через край кастрюли.
На стоянке, куда я вчера вечером загнал свою Ренушку, неожиданно оказалось полно машин, в основном кемперов. Но вокруг них не было видно ни души.
Понятно, что приехавшие поздно ночью туристы, сейчас, в это раннее утро, предпочитали отсыпаться.
Но для меня пришло время засучить рукава.
Лучше уж сначала поменять колесо, а потом идти гулять и завтракать. Чем меньше глаз вокруг, тем меньше дурацких советов.
Поменять колесо на автомобиле – труд невелик.
Ещё будучи на службе в армии, я как-то умудрился поменять колесо на грузовой машине за какие-то уставные секунды, вызвав тем самым одобрительное хмыканье начальства.
Поэтому, окинув орлиным взором окружающий пейзаж, я тут же обнаружил самое важное приспособление, крайне необходимое для замены автомобильного колеса.
Под стеной старого сарая виднелась небольшая кучка старых, ломаных, в меру гнилых досок. Видимо, когда-то эти доски тоже служили стеной данного сарая.
Я сбегал туда и взял из кучи наиболее ломаную и гнилую. Она была нужна для того, чтобы подложить её под опору домкрата. Почва на месте стоянки довольно рыхлая, и домкрат рисковал уйти в эту почву по самое «не могу», под тяжестью машины.
Затем мне пришлось выгрузить из багажника всё его содержимое, чтобы добраться до запасного колеса.
Но, как только я склонился над багажником, пытаясь вытащить колесо и домкрат, как сзади меня возникла странная Чёрная Тень, и вежливый, немного грустный Голос произнёс:
«Доброе утро!»
«Доброе утро!» – согласился я.
Утро и в самом деле было добрым, несмотря на моё простуженное горло и спущенное колесо. К чему отрицать очевидное?
«Колесо сломалось?» – на хорошем английском языке спросил Голос.
«Да», – ответил я на таком же правильном английском и попытался как можно более широко и сокрушённо развести руками.
Развести руками удалось не всецело. Отчасти от того, что в руках у меня были домкрат и запасное колесо, отчасти от того, что оба эти предмета, как и мои руки, на тот момент, всё ещё находились в глубинах багажника.
«Может быть, стоит вызвать автомеханика?»
В интонациях Голоса мне почудились сочувственные нотки, и я, поднапрягшись, выдернул-таки из машины домкрат и запаску и обернулся.
На меня, на самом деле добрым и сочувственным взглядом, смотрел пожилой мужчина, одетый во всё чёрное. Чёрная шляпа, длинный чёрный плащ, лёгкая рыжая небритость.
«Я и есть автомеханик»,- ответил я.
Распространяться о своих шиномонтажных успехах в нелёгком ратном труде в армии, я счёл излишним. Ну не мог же я ему сказать, что являюсь помощником замминистра по транспорту!
Хвастаться нехорошо, а врать – тем более!
Мы ласково улыбнулись друг-другу. Я пробормотал «Спасибо!», и человек, не задерживаясь, отправился по своим важным делам.
А я занялся колесом.
Но, по всей видимости, наша негромкая беседа, а может быть скрип откручиваемых мной колёсных болтов, разбудил жителей автодомов. Из дверей караванов и кемперов начали выскакивать бодрые мужчины и женщины. Все поголовно с зубными щётками во рту!
Они бегали вокруг, размахивали руками, доставали из недр своих машин какие-то тюки и баулы, открывали их в поисках чего-то неведомого, снова закрывали и прятали! И при всём при этом, шепеляво переговаривались со своими попутчиками, остававшимися внутри.
Шепелявили они все, поскольку, все как один бегали, не вынимая зубных щёток изо рта. И даже не делая ни одной попытки изобразить настоящую чистку зубов!
Но жители автодомов не были одиноки в своей любви к забегам со щётками, вскоре из гостиницы-музея показались постояльцы, тоже со щётками, зажатыми в зубах.
Массовое появление бегунов со щётками было настолько заразительно в своём порыве и единодушии, что, если бы я не почистил собственные зубы полчаса назад, непременно присоединился бы к этому веселью!
Но у меня и без этого хватало хлопот. На руках у меня было больное, сдутое, несчастное «сломанное» колесо, и с этим надо было что-то делать.
Если бы мне «повезло» на обратной дороге проколоть ещё одно колесо, то я, несомненно, остался бы на чужбине, стоять где-нибудь придорожным памятником «Тролль с колесом». Около меня фотографировались бы проезжие туристы, а чайки гадили бы мне за шиворот! Я ведь понятия не имел, где и по какому принципу ремонтируют колёса в Норвегии!
Но эту заботу пришлось отложить до другого раза. Так как я не без оснований подозревал, что в посёлке на краю света, с названием, состоящим из одной буквы, вряд ли найдётся нужная мне шиномонтажка с шиномонтажником.
Как только колесо было заменено, а вещи убраны обратно в багажник, я подхватил фотоаппарат и помчался фотографировать О.
Вчера мне было совсем не до того, да и погода не располагала. Утреннее же затишье давало хоть какую-то возможность оставить себе на память несколько фотографий с видами этого уникального места.
А заодно мне нужно было обязательно посетить Магазин По Ту Сторону Туннеля! Тот самый, в котором так живописно висели футболки с надписью: «Я люблю О».
Как и любой посёлок у моря на северном побережье Норвегии, О весь уставлен деревянными вешалами для сушки трески. Эти странные сооружения придают здешнему окружающему ландшафту неповторимый колорит!
С одной стороны – они неотъемлемая часть северного быта, с другой – это такая своеобразная завлекалка для туристов. Как египетские пирамиды, как Эйфелева башня или римский Колизей.
Я снова прошёл через туннель на парковку для автотуристов.
Магазин оказался всё ещё закрыт. Я посмотрел на часы – полдесятого. Понедельник.
Никаких упоминаний, что магазин закрыт по понедельникам, на дверях магазина не было.
Недоумевая, почему такое вожделенное для туристов, и, должно быть прибыльное для местных, заведение, вместо того, чтобы заниматься распространением любви к посёлку, ушло в глухую оборону, я отправился через стоянку дальше, в сторону конечной точки острова.
Правда, оказалось, что удобная асфальтированная дорожка, по которой я отправился в путь, вела не к реальной конечной точке острова Москенес. Пробежав метров триста, она упёрлась в бухточку Andstabben. Бухточку, как это водится в Норвегии – имени находящейся рядом горы Andstabben.
Заметки на полях:
(Для прогулки к северо-западному берегу острова предназначается совсем другая тропа.
Не проходя через Последний Туннель к стоянке, нужно свернуть направо, обогнуть каменный лоб, в котором был этот туннель пробит и пройти шестикилометровым треком до красивейшей бухточки Стокк (Stokkvika). Маршрут включает в себя путь по берегу озера Ågvatnet, затем траверс пятисотметровой высоты через седловину в хребте, соединяющем восьмисотметровики Mengelsdalstinden (Менельсдалстиннен) и Gjerdtindan (Йертиннан).
Маршрут местами обозначен, сложность средняя, из-за относительной крутизны склона, и требует 6-8 часов на дорогу туда и обратно)
Путь до залива Andstabbenvika был бы, в общем-то, не слишком интересен, если бы не местный вариант Kjeragbolten – каменной горошины, застрявшей между скалами.
Но на эту «горошину» забираться – себе дороже!
Путь туда по мокрым скалам довольно опасен, спуск на сам «bolten» (болтик) требует альпинистского снаряжения, а выхлоп (ощущения) вряд ли сравнится со спуском на оригинал.
Больно низко этот камень висит.
Полюбовавшись на «болтик», я почти уже выбрался на каменное плато, служащее берегом Стокквика, как вдруг хлынул ливень.
Пришлось спрятать видеокамеру. Постоять немного под дождём, любуясь на мокрую, сумрачную, туманную бухту, чтобы набраться хоть каких-то впечатлений от ощущения того, что находишься на краю света.
На месте, на котором я стоял, по всем планам и объявлениям, должен был находиться туристический кемпинг для палаточников.
Ни одной палатки в округе я не увидел, что, впрочем, и не удивительно – вряд ли кто-нибудь, будучи в своём уме, стал бы ставить палатку в таком насквозь продуваемом, со всех сторон промокаемом и холодном месте.
Пришлось делать ноги из этого «кемпинга», и очень быстро.
Но стоило мне под проливным дождём пробежать через стоянку для кемперов и тоннель, как дождь кончился.
Я немного воспрял духом и пустился запечатлевать О.
Точнее, самые туристические его места. Ещё точнее – рорбу.
Рорбу в О – это с десяток домиков на сваях, соединённые меду собой мокрыми от дождя, скользкими от дождя, серыми от дождя мостиками и переходами.
Здесь, как и в соседней деревушке Тинд, создаётся такое впечатление, что количество туристов, пребывающих в этом месте, явно не соответствует количеству жилищ, для этих туристов предназначенных.
Во всяком случае, лодок у пирсов здесь гораздо больше. Примерно столько же, сколько немецких путешественников в ресторанчиках. То-есть – очень много!
Я побродил по улочкам посёлка. В общей сложности, я посетил три улицы, и считаю это большим достижением – всё-таки я увидел почти половину О! Здесь этих улиц вряд ли более шести.
Правда, как следует пофотографировать окрестности не получалось.
Стоило мне достать фотоаппарат из чехла, как тут же разверзались хляби небесные и начинали хлябать.
Стоило убрать фотоаппарат, и дождь тут же прекращался, как по волшебству! Так что, весь мой поход по О напоминал клоунскую репризу: достаю аппарат – дождь, убираю – сухо.
Я попытался доставать свой Nikon быстро. Даже очень быстро! Но тот, кто, находясь на рабочей галерее над сценой, заведовал поливалкой, всё равно оказывался быстрее!
Я пытался снимать из-под узеньких свесов крыш рорбу, но всё оказалось тщетно, даже более-менее большой козырёк гостиницы Brygga Restorant – домика на сваях, не спас меня от порции воды сверху.
Наконец, тому, кто был наверху надоело играть в прятки, и он включил свой брандспойт на полную катушку!
И тогда я позорно сбежал! Забрался в машину и стал думать, что делать дальше.
Раз уж О решило, что я здесь лишний, поехали дальше – в Сюнд!
Дорогу до Сюнда я помню не очень отчётливо. Помню, что дождь лил практически беспрерывно. Поливало, стучало, накрапывало, капало, брызгало, сочилось, струилось и текло.
Я уже начинал разбираться в формах дождя, как чукча разбирается в сортах снега. Вот это – «ливень трескучий», потому, что стук воды в стекло напоминает пулемётную очередь. А это – «дождь плакучий», раз капли стекают по стеклу словно слёзы.
Говорят, мы – питерцы привычны к дождю. Не верьте! И нас может утомить эта беспрерывная мокрота. Вот такая вот – когда стены воды пополам с туманом окружают серую реку то гравия, то асфальта, текущую под низкими тучами из грязной ваты, наполненной той же самой водой.
За окном проплыло какое-то знакомое название.
Не отдавая себе отчёта, что именно углядел на табличке, я повернул направо, в просвет в металлическом дорожном отбойнике. Только потом до головы дошло то, на что неожиданно среагировали руки.
Райна!
Тот самый город, что сподвиг меня пуститься в путь на далёкие Лофотены!
Тот город, фотография которого запала мне в душу до такой степени, что я посмел пренебречь гостеприимством далёкого острова Беккъярвик! Горами Телемарка, ущельями Рьюкана и водопадами Окрафьюрен!
Я проехал по пустынным мокрым улочкам, до какой-то гостиницы. Выбрал небольшой пятачок с видом на море и горы, остановил машину, и минут пять тупо пялился в сырой туман.
Райна (Reine) с этой точки обзора уже не казалась таким уж райским местом.
Впрочем, не мне судить.
Тот уголок бухты Райневоген и кусочек хребта Хамаршкафте (Hammarskaftet), сквозь пелену дождя не выглядели чем-то необычным. Райским – тем более.
Я вздохнул и отправился дальше – в Сюнд.
Через те же мосты и тоннели, под тем же самым проливным дождём, что сопровождал меня на дороге Туда. Может быть это был и не тот самый дождь, но уж точно – его брат-близнец. Правда, уже без такого сумасшедшего ветра.
Промелькнул мост Коканбруа (Kåkernbrua) через пролив Кокесюнне (Kåkersundet) и я понял, что приближаюсь к цели. До Сюнда отсюда рукою подать!
И я свернул налево под знак Сюнд, мимо скалы, на которой аршинными жёлтыми буквами было написано «Sund Gjestestuer». «Гостевые номера Сюнда», стало быть.
Ну, что ж! В номера, так в номера!
Заметки на полях:
(Не думайте, пожалуйста, что я где-то ошибся буквой-другой в написании норвежских названий по-русски. Хотя такое возможно вполне!
Я честно старался донести до читателя некоторые особенности норвежской письменности, созданной искусственно, и до сих пор не принявшей естественных форм. Хотя, и для меня многое остаётся загадкой в этой сфере.
Допустим, почему местные говорят Сюнд, а не Сюнн, что, казалось бы, естественно вытекает из правил норвежский фонетики?
Как передать в русской орфографии, что второй по счёту звук в слове Сюнд, вовсе не «Ю», а нечто более близкое к «У», чем к нашему «Ю», скорее даже более близкое к финскому «Ю» в слове Юкс(один)?
Как передать на письме те звуки, которых не существует в русском языке вообще?!
Допустим, то, что мы произносим как фьорд, на самом деле звучит, как нечто среднее между фьюрь и фьёрь!
А ведь это важно!
Очень важно, когда вы, вместо того, чтобы сказать собеседнику «ты» (дю), произносите слово «туалет» (ду) и наоборот!
А ведь говорят – это распространённый казус в общении с норвежцами! Потому, что эти «как бы «ю» и «как бы «у», норвежцы отлично различают на слух, а мы – с большим трудом!
И, наконец, маленький анекдот (с нашей точки зрения):
“Знаете, как в Норвегии произносится буква «D»?
Она может, в разных случаях, произноситься как звук “Д», как «Т», как «Н», как «Л», как «С». И, наконец, может не произноситься вовсе!”
У вас уже возникла тяга к изучению норвежского языка? )
Дорога от моста через пролив Кокер до Сюнда показалась мне какой-то милой и донельзя пасторальной, хотя, что я там мог рассмотреть сквозь непрекращающийся ливень?
Один длинный поворот, второй – по самому краю прибрежных скал.
Дорога, привычно извиваясь змеёй, вынесла меня на горку, и среди зарослей вешал для трески, вдруг обнаружилось окружённое сетчатым забором футбольное поле.
Но кроме этого поля, за оградой обнаружился двухэтажный дом со знакомой надписью: «Sund Gjestestuer»! А самое главное – на плакате при дороге я увидел знакомый номер телефона. Именно по этому номеру я звонил Херманну, когда пытался договориться о ночлеге.
Именно здесь меня ждала лодка. Наверняка полная дождевой воды до самых краёв!
Я осторожно направил машину мимо автобусной остановки в просвет в заборе, подъехал к дому, заглушил двигатель.
Кажется, приехали. Выйти из машины было невозможно, даже производить какие-либо телодвижения было невыносимо! Лобовое стекло машины залило сплошным потоком воды тут же, как только остановились дворники. По крыше нестерпимо грохотало.
Создавалось впечатление, что ливень всё усиливается и усиливается, и этому не будет конца.
В какой-то прострации я сидел в машине и всё никак не мог решиться выйти на свежий воздух.
На стене дома, кроме надписи Sund Gjestestuer, опять обнаружился знакомый телефонный номер.
Вспомнился мой предыдущий разговор с Херманном в тумане Torvdalen. Не ждёт ли меня за углом карета скорой помощи? Мало ли, что мог подумать обо мне мой собеседник!
«Биип. Биип. Биип»
«Хело!»
«Херманн? Это Роман. Добрый день»
«Добрый день»
«Я, в общем-то, приехал. Как мне вас найти?»
«Буду через пять минут»
Вряд ли прошло пять минут, скорее всего, гораздо меньше. К дому подкатила тёмного цвета машина, и из этой машины выскочил высокий, худой человек среднего возраста. Выскочил под дождь и помахал мне рукой. Пришлось собраться с силами и тоже вылезти из тёплой кабины.
Мы зашли в дом и поднялись на второй этаж, в обширный холл-столовую гостевого дома.
Справедливости ради, надо сказать, что после уюта комнатки с титаном и моей палатки, любое более-менее просторное помещение сейчас казалось мне обширным.
Разговор лицом к лицу с Херманном был не очень продолжительным, зато очень содержательным! Я, как мог выразил на своём английском языке пожелания: комнатку дня на три, лодку с мотором.
Мои языковые экзерциции не вызвали особых затруднений в понимании. Видно, общение с тупыми туристами было для норвежца делом знакомым. Единственное, что мне не удалось спросить – нужно ли будет оплачивать отдельно потраченную мной электроэнергию?
Кое-где в Норвегии, при длительном проживании в коттедже, туристу приходится самому оплачивать подобные расходы.
Но Херманн меня не понял, а я не сумел сказать. Но успокоился, осознанием того, что раз меня не ставят лицом к лицу с электросчётчиком, как это было в прошлом году, значит опасности никакой нет.
Зато я увидел в доме самый натуральный банковский терминал, где я мог бы расплатиться одной из своих банковских карт. Полезное наблюдение.
Под конец разговора, я был отведён в предназначенное мне помещение на первом этаже, с отдельным входом.
Честно говоря, я ожидал чего угодно – комнатки размером с железнодорожное купе, пятой кровати в двадцатом ряду, курятника из которого недавно выселили законных обитателей! Собачьей будки, наконец!
Мало ли я останавливался на подобных жилплощадях, скажем в окрестностях Туапсе? В истории моей туристической жизни бывало всякое!
А тут – в Сюнде, я был гостем несколько неожиданным, поскольку раньше клялся и божился, что проживу в собственном прицепе. За что и должен был получить соответствующе.
Действительность же оказалась превыше всех моих ожиданий!
Первое, что приходило на ум – «хоромы царские»!
Представьте только – мне, человеку без особых претензий, отводилось жильё, предназначенное для проживания целой семьи из четырёх человек!
Просторная гостиная с глубоким и жутко мягким диваном, в недрах которого моментально исчезли мои ключи от номера, аккумуляторы от микрофона и фотоаппарат, стоило мне на него присесть. Да я и сам с трудом выбрался из пасти этого голодного чудовища, когда мне захотелось встать.
У стены напротив двери, под окном – большой стол.
Если пройти по гостиной направо – кухня, спрятанная в шкафу и дверь в душевую комнату. Если пройти налево – дверь в спальню, в которой высилась громадная двухъярусная кровать под названием «В сборе вся семья».
Короче, я получил гораздо больше чем то, на что рассчитывал. Могу сказать заранее, что даже сумма, которую я проплатил за проживание оказалась достаточно скромной.
И была гораздо меньше той, что я заплатил за лодку!
Единственное, что немного портило мне настроение, это то, что Херманн запретил выходить сегодня в море.
Вообще-то я был с ним согласен, ибо, глядя в окно, моментально приходил в уныние.
Однако, пока я перетаскивал вещи из машины в дом и доставал удочки из чехлов, мне показалось, что дождь понемногу стихает.
Сидеть в четырёх стенах, даже в таких хоромах, было невыносимо. Удочки жгли руки, и я решился!
Выбрав из всего разнообразия своих рыбацких принадлежностей то, что годились на роль хлыстовых спиннингов, а из груды пилькеров, те, что напоминали обычные блёсны, одевшись в предположительно непромокаемое, я рванул к выходу.
Вот только куда идти? Где здесь можно ловить обычным спиннингом? Где есть возможность подойти к берегу? Ни на один из этих вопросов ответа у меня не было.
Поэтому я решил не рисковать, а пойти обратно, по знакомой уже дороге, в сторону моста Коканбруа. Пусть дорогу от моря отделяла скальная гряда, где-нибудь да проползу к воде!
Похоже, мой марш с удочками наперевес, вызвал удивление и даже веселье в стане местных норвежцев. Они, наверное, никогда не видели пешего рыболова, неизвестно по какой причине отправившегося на рыбалку в противоположную от моря сторону.
Во всяком случае, мой наряд, для сведущего человека и впрямь был необычен.
Когда-то мне в Финляндии приглянулось непромокаемое пончо для велосипедистов. Достаточно удобное, длинное до пят, с капюшоном, оно и в самом деле было непромокаемым!
Вот чего в нём не было, так это отверстий для рук. Зачем эти отверстия велосипедисту, когда он всё время держит руки на руле, и лишние дырки будут только пропускать воду внутрь?
А вот рыболову эти отверстия нужны, чтобы не изображать из себя барышню в кринолине, спускающуюся по дворцовой лестнице и поддерживающую спереди подол, чтобы не упасть.
Я, конечно, прорезал отверстия для рук, но всё равно выглядел, как велосипедист, от которого убежал велосипед, испугавшийся дождя.
Правда, пока я маршировал по дороге, в поисках спуска к воде, дождь решил надо мной смилостивиться. Он капал всё реже, и реже, и реже, пока не перестал совсем. Мне даже удалось снять моё пончо и остаться сухим!
Только тучи и не думали расходиться. Они так и остались висеть над головой, немой угрозой и Дамокловым мечом. «Намокловым» мечом, если быть более точным.
Но тучи меня уже не пугали – мне удалось углядеть способ подойти к воде. А ведь в скалах это не так просто!
В одном месте берег изгибался небольшим полуостровком. На карте этот полуостров напоминает ногу в деревянном башмаке.
Прыгая по валунам и пересекая вброд небольшие затончики, можно было выбраться на довольно большой взлобок – покатую скалу, не очень круто спускавшуюся к воде.
Эта скала была отделена от основного массива полуострова довольно глубоким рвом, в котором поблёскивали лужи, но пробраться к срезу воды было можно.
Хотя одна закавыка всё же была – все камни здесь поросли противными рыжими водорослями. Жутко скользкими под подошвами резиновых сапог. Одно неверное движение, и можно было, поскользнувшись, со всего маху рухнуть в воду.
Но разве опасность искупаться остановит настоящего рыболова? Тем более, что место было шикарным! Пролив Кокер, окружённый высокими горами, даже в это пасмурный день, смотрелся настоящим северным чудом!
А прямо передо мной, где-то на уровне облаков, высился мост!
Дрожащими от волнения руками я распутал спиннинг. Заброс!
Я ещё раз распутал спиннинг! Всё-таки тренироваться надо почаще.
Заброс!
Блесна звякнула о камни под ногами. Ничего, терпение и всё получится!
Третий заброс уже полетел в цель.
Справа и слева от того места, где мне удалось встать, в воде было полно тех же рыжих водорослей, что и в скалах, поэтому, приходилось старательно попадать в чистый канал.
Обычно норвежцы делают спиннинговый заброс через голову. Ну ещё бы! Им не приходится забрасывать блесну из-под широких крон деревьев, растущих у воды или линий электропередач.
Поэтому мы чаще всего используем боковой заброс, как при игре в городки, а они – верхний, изображая из себя старинную фрондиболу или требуше.
«Верхом» можно точнее положить блесну в выбранное место, а вот боковой замах получается сильнее. Во всяком случае, у меня блесна при таком замахе летит чуть дальше.
Где-то на десятом броске, местному водяному надоело получать блесной по темечку, и он решил от меня откупиться. Леска дёрнулась, и пошло самое счастье – на крючке явно кто-то сидел!
Борьба, правда, не была долгой, а сопротивление не было таким уж яростным. Как будто рыба знала, что первый улов положено отпускать на волю.
Вот в воде показалась коричневая спина, последний рывок, и на берег, будто сама-собой, выскочила… небольшая молодая треска.
Исполнив индейский народный танец вокруг добычи, я кинулся снимать её автомобильным видеорегистратором, который взял с собой вместо всех своих фотоаппаратов и видеокамер. Я побоялся разбить их на скользких камнях и оставил дома.
Одного только я не учёл – того, что поломки моей техники продолжаются, выбирая всё новые и новые жертвы.
Мой Каркам Q2 отказался записывать звук. Просто-напросто от микрофона отвалился проводок. Так что индейские пляски остались без музыкального сопровождения. Правда при просмотре записи перевод и не требуется. Даже читать по губам вовсе не обязательно, и так всё понятно.
Следующая рыба клюнула минут через пятнадцать.
Она тоже оказалась треской, правда размером поменьше. Измерять её не было смысла, и так было понятно, что по правилам норвежской рыбалки таких положено отпускать.
Ещё через пятнадцать-двадцать минут непрерывных забросов, пришла ещё одна треска, почти такая же как вторая.
Ещё через полчаса блеснения, клюнула хорошая рыбина.
Судя по всему, размером она превышала самую первую где-то наполовину, но хитрый водяной решил напоследок подпортить мне удовольствие от рыбалки.
Мне удалось подтащить треску (опять-таки треску), к самому берегу, после чего она сорвалась с крючка и, не теряя ни секунды, развернулась и отправилась докладывать своему хозяину о том, как успешно провела меня за нос.
Эта неудача заставила перевести дыхание и оглянуться вокруг. То, что я увидел у себя за спиной, повергло меня в шок и трепет и заставило быстренько сматывать удочки.
Та самая канава в скале, глубиной в человеческий рост, через которую я перебрался почти посуху, наполнялась водой. Не так, чтобы стремительно, но неотвратимо.
Начинался прилив.
Задержись я ещё на некоторое время на скале, перебираться на ту сторону мне оставалось бы только вплавь. Или, может быть, вброд. Но, судя по уровню, на котором лепились к скале водоросли, приливы здесь были. Не такие высокие, как на восточных островах, но всё же достаточные, чтобы ввергнуть меня в смущение.
Пропрыгав по камням в обратную сторону и выбравшись на асфальт, я, наконец, почувствовал, насколько устал.
По-нашему уже было семь часов вечера, а надо было ещё дойти до дома.
Так что в Сюнд Йестештюа я возвращался без улова, уставший как собака, но в отличном настроении.
А, главное – моё горло, донимавшее меня уже два дня, за время рыбалки почти прошло! То ли целебный морской воздух так повлиял, то ли сама рыбалка, не знаю. Но это и есть – лучшая народная медицина!