Библиотека почти завершённого

Авторский сайт Roman ( romandc ) Dry

Страница: Глава 9. О, Норвегия!

Глава девятая.

О, Норвегия!

 

Весь дальнейший путь через горы, теперь уже норвежские Скандинавские горы, можно назвать потенциально открыточным.

Практически любой кадр из видео, от места моего ночлега у подножия семисот семидесяти метровой Rundfjellet – Рюннфьель(Круглой горы) и до залива Ромбакен (Rombaken), можно превратить в открытку.

Особенно когда светит солнце, и горы отливают сказочным разноцветием, так и хочется свой видеорегистратор превратить в аппарат по печатанию открыток «Привет из Норвегии!».

Под этим самым лозунгом: «Хильсен фра Норья!» меня подмывает опубликовать всё дорожное видео, от самого первого кадра и до самого последнего.

Когда-нибудь я так и сделаю – выложу все две сотни гигабайт дороги на всеобщее свободное скачивание (если это вообще кому-нибудь нужно).

Но пока, я всё же ограничусь несколькими особенно красивыми видами на Rombakstøtta.

Вообще, весь фюльке Нурланн (Nordland) – место красивое. Но та часть, которая называется Офотен, и которая тянется от шведской границы до Лофотенских островов, особенно шикарна.

Дорога выныривает из-за плато с ветряками на просторы Юрдален (Urdalen) – довольно большой долины зажатой между Скандинавскими горами и озером Верхним Железноводским (Øvre Jernvatnet), и гора Ромбакстёта появляется на горизонте, сверкая снежными шапками, или, как в моём случае – поблёскивая нерастаявшими снежниками и потихоньку начинает господствовать над окружающим ландшафтом Офотен.

Сперва эта тётя Ромба напоминает кокетку в белоснежном парике и кринолине, прикрывшуюся веером от навязчивого кавалера.

 

Чуть ближе – и она прикидывается собачьей мордой. Теперь она – мастифф или, может, бурбуль, задумчиво глядящий в облака.

 

Ещё ближе, и Ромбакс оборачивается гигантской пятнистой черепахой, спешащей в волны Ромбакен.

 

Но вот, горная страна заканчивается. Многоликая гора ещё некоторое время сопровождает нас, держась слева, и острым рогом поддерживая голубеющее небо.

 

 

Здесь дорога Е10 сливается на короткое время с Е6. Самой, наверное, длинной и самой главной дорогой Скандинавии!

Е6 начинается на самом краешке юго-восточной оконечности Швеции, в Трелеборь (Trelleborg), недалеко от Мальмё.  А заканчивается недалеко от Мурманска, у российско-норвежской границы.

Всё, что очень приятно и полезно посмотреть в Швеции и Норвегии, нанизано на эту трассу, как жемчужины на одну длиннющую трёхтысячекилометровую нитку.

Прислушайтесь…

Мальмё (шаг влево – и вы в Копенгагене), Ландскруна, Гётеборг, Мосс, Осло, Лиллехаммер, Тронхейм, Му-и-Рана, Нарвик, Бьерквик, Трумса(город, который у нас, непонятно почему, называют то Трёмс, то Тромс), Алта, Нордкап…

Это я сейчас не рылся в справочниках и рекламных проспектах, а просто тыкал пальцем в карту, в дорогу Е6 и тут же находил названия, которые на слуху у нас в России.

Известные всем нам названия. Почти всем… И это только лишь города! Кроме Нордкапа…

Что же до всего остального, скажем, природных красот – другие дороги просто обзавидуются, если узнают!

Кстати, и до Лестницы Троллей удобнее ехать из Осло по Е6, ныряя в симпатичном маленьком городке Думбос (Dombås) на Е136 на Олесунн. Если… Если, конечно, там закончен ремонт дороги, который тянется уже несколько лет.

Вообще, скандинавы, включая и финнов, очень любят ремонтировать дороги и строить новые. Хлебом не корми – дай поремонтировать и построить! И делают они это неспешно, вдумчиво и со вкусом.

Но норвежцы отличаются особенной старательностью и вдумчивостью. Например, несчастная дорога чуть ли не в самом центре Осло. Там, где Е18 пронзает норвежскую столицу и уходит на Драммен, серия развязок строится уже, почитай, не одну сотню лет!

А пару лет назад, мы, пользуясь дорожными знаками, поскольку карты и навигатор оказались бессильны, около часа плутали по городу, пытаясь из него выбраться. Заезжали в какие-то портовые сооружения, в яхт-клубы, в такие места, куда не пускают ни за деньги, ни с охраной.

Людям недоверчивым и скептически настроенным, могу, в качестве доказательства наших плутаний, представить целый, полнометражный, снятый одним куском, как это было одно время модно, фильм «Побег из Осло в пять часов утра», крепко сдобренный неспортивными трёхслойными матами в качестве озвучки.

Не являются исключением и дороги на Лофотенских островах, куда я так стремился. Там тоже, время от времени, норвежцев начинает одолевать дорожно-строительный зуд. И иногда это грозит залётному туристу довольно серьёзными неприятностями.

Но об этом позже.

А пока… Пока – ласково светит нежаркое солнце. Дорога Е10, слившись в полном экстазе с «самой-самой» трассой Е6, плавно опускается всё ниже и ниже к спокойной, пронзительно-синей глади залива Ромбакен.

Мне абсолютно не хочется останавливаться и что-нибудь фотографировать. Хочется просто ехать вперёд и вперёд, жадно, словно губка, впитывая в себя окружающие виды.

К сожалению, видео, даже честные 1080р, очень сильно ограничивает восприятие красоты пейзажа. Хотя бы потому, что резко сужает поле зрения человека, смотрящего фильм. Поле же зрения человека, сидящего за рулём автомашины, наоборот, увеличено. Конечно, если машина не летит сломя голову, пытаясь вписываться в повороты под визг покрышек.

Сужу по собственному опыту, когда, сидя за рулём, я часто замечаю мелочи и события, которые ускользают от взора находящегося рядом пассажира.

Мои вопли типа:

«Смотри, сова полетела!»,

или:

«Там лось в кустах!»,

или:

«А вон, смотри, какой домик!»

и прочее, воспринимаются пассажирами почему-то только через некоторое время. Достаточно долгое время, потому что, перед тем, как с пассажирской стороны прозвучит вопрос: «Где?! Где?!», под неистовое вращение шеей, я ещё успеваю сказать: «Да ладно, уже проехали…».

Видимо, всё-таки «пассажирство» притупляет внимание, а «водительство», наоборот, его мобилизует.

Поэтому, всю первую половину дня, при неплохих погодных условиях, я еду и еду вперёд, остановившись на фотосессию всего пару раз. К сожалению, пропустив некоторые очень интересные места, вроде мемориала Narvik 1940.

Но я просто наслаждаюсь такой ездой, потому что за каждым поворотом открываются всё новые и новые пейзажи.

В этих местах на Е10, конечно же, нет величественных гор, ущелий и водопадов Телемарка или Согн-о-Фьюраны. Перевалов, покрытых снегом, на которых температура воздуха на тридцать градусов ниже, чем температура у подножия.

Всё это находится либо сзади – на территории Швеции, в окрестностях Кебнекайсе, либо левее – в Западной Норвегии.

Там же, где раскидистое древо Норвежских островов пустило корни в родной материк, горы не слишком высоки.

Если очень хочется, то можно представить себя где-нибудь на Черноморском побережье Кавказа. Но Скандинавские горы, в основном, выглядят помоложе своих причерноморских собратьев. Хотя, что такое для гор – разница в двести миллионов лет? Пустяки!

Здесь горы круты, скалисты. И частенько их вершины приобретают причудливые формы.

Ветер и вода не могут ещё до конца сточить эти вершины и превратить их в ровный, сглаженный конус. Но стихии очень стараются и подгрызают горные бока. От этого, ниже макушки горы, образуется осыпь камней, и её вершина, торчащая из этой осыпи, начинает напоминать, то шапку тролля, то великанью голову.

Километровая гора Лофтиннен, у подножия которой уютно расположился городок Bjerkvik, именно с такой шапкой на макушке.

 

Справа возвышается белоснежная кирка – одна из городских достопримечательностей.

Жалко, что Бьерквик – это ещё не Лофотены. Это всё ещё Офотен.

Городок находится на большом полуострове, лежащем вплотную к островам. Образован он фьордами Аста и Офот. Целиком этот полуостров, видимо, никак не назван, и определить его можно по названиям муниципалитетов Сконланн, Гратанген и Эвенес.

Самый-самый первый остров, на который выбегает Е10 – это Hinnøya (если поставить ударение и на первый и на последний слог – ХИннёйЯ, тогда название не покажется таким уж трудным и непроизносимым. Тем более, что «øya» (ё’йя) – отдельное слово и означает просто «остров». Остров Хинн).

Но ведь так и подмывает, въехав в Бьерквик, радостно сказать: «Я на Лофотенах!». Потому что дорога Е10, огибая бухту, приводит вас на противоположный берег фьорда. А дорога Е6, вырвавшись наконец из жарких объятий Е10, прорезает насквозь перешеек полуострова – от фьорда Аста до фьорда Офот, образуя на карте ещё один остров. Воображаемый.

И я радостно восклицаю: «Ну вот! Я уже на Лофотенах!».

Жестокая действительность, до этого спокойно бежавшая впереди, поворачивает голову и насмешливо косит на меня своим чёрным, пронзительным глазом, вывалив длинный красный язык.

Издевается.

Я, конечно, не прав. Несмотря на всю привлекательность и уютность городка Бьерквик, Лофотенские острова не могут начаться вот так тривиально – ехал-ехал и приехал.

Проехал через городок и одним прыжком оказался на островах.

Нет! Ворота на архипелаг, подобный Лофотенам, должны быть чем-то гораздо более выдающимися! Не транспарантом «Добро пожаловать на Лофотены!» растянутым над дорогой! И не задранной кверху аппарелью старенького парома!

Путь ведущий на острова Забвения обязательно должен быть волшебным!

Останавливаюсь около малюсенького хостела, который называется Хостел, на берегу бухты Буен (Bogen) около городка Буен (Помните? «Мимо острова Буяна, в царство славного Салтана»).

Это не ошибка и не тавтология. У норвежцев частенько что-либо привычное нам не называется никак или называется одним и тем же словом. Скажем, бухта по имени Бухта, у города Бухта, названного так в честь здешней бухты. Всё просто!

Выбираюсь из машины на солнышко, поснимать ярко освещённые горы на противоположном берегу Офотфьорда.

Жестокая действительность плюхается на дорогу и принимается усердно скрести когтями бок, подняв к небу свою насмешливую узкую морду. На меня она будто бы не обращает внимания.

Но стоит мне только поднять камеру и направить её на окрестные горы, как тут же солнце прячется в тучу, небо темнеет, и начинает дуть пронзительный холодный ветер, от которого деревенеет лицо.

 

 

 

Жестокая действительность за моей спиной фыркает, пытаясь скрыть смех.

Ничего не поделаешь, я сажусь в машину и пытаюсь найти на навигаторе музей Викингов. Почему-то не нахожу, оставляю это дело до лучших времён и, наконец, обращаю внимание на то, что на улице опять вовсю светит солнышко, и Жестокая действительность скалится в окно, показывая ряды своих белоснежных, очень острых зубов.

И в самом деле, погода на севере Норвегии иногда капризнее питерской! Выходить из дома нужно во всеоружии, одетым в шубу и валенки, в шортах и при зонтике. И быть готовым к любым неожиданностям!

Следующая стоянка подкупает и своей величиной, и красивым видом, и наличием туалета. Почему бы и не воспользоваться последним?

С точки зрения туалетных надобностей, я абсолютно автономен, но для того, чтобы привести в действие это удобство, нужно раскладывать прицеп. А это занимает какое-то время, иногда очень-очень ценное.

Поэтому я смело подхожу к красивому тёмно-коричневому домику. Открываю дверь… И тут же в ужасе отпрыгиваю на три метра!

Зайти в это обиталище одинокого философа решительно невозможно!

Описать состояние интерьера можно двумя словами: «Очень! Грязно!»

Жестокая действительность рухнула на землю, дрыгает лапами в экстазе и елозит спиной по траве, имитируя вычёсывание блох. Ага, ей-то смешно!

Ладно, не очень-то и хотелось…

И я иду фотографировать горы. Осторожно поднимаю камеру, ожидая, что вот-вот налетит ураган, взорвётся вулкан, и меня смоет вселенским потопом. Однако Жестокой действительности некогда. Она уже совсем скисла от смеха.

Поэтому фотографии получаются не очень плохими.

 

 

Возвращаюсь к машине, довольный, как слон! Наконец-то хоть что-то!

В середине парковки стоят многочисленные деревянные столы, и журчит чистейший горный ручей. Может быть из него можно пить? Смотрю на Жестокую действительность – не подскажет ли чего, по дружбе?

Но та, допустив промашку, опустила голову, злится и не смотрит в глаза. Ну, мне-то сочувствовать ей некогда, надо двигаться дальше!

Дорога извивается ленивой змеёй, то вправо, то влево, пока не почует воду. Воду Скалистого Потока (Steinslandsstraum).

Тогда дорога-змея начинает ползти быстрее, резче свивая и распрямляя свои кольца! Жажда гонит её вперёд! И вдруг… Один поворот. Другой. Скалы расступаются, и где-то вдали, напрягая до предела зрение, мы видим перед собой тонкую, прозрачную, призрачную нить Tjeldsundbrua!

«Мост Толщиной В Один Волос»!  Мост из сказок и притч! Мост из мифов и легенд! То ли мост Бифрёст, по которому боги-Асы, поднимаются в свой Асгард. То ли Гьялларбру, по которому души умерших переходят в своё последнее пристанище.

Мост, как и положено сказочному, играет с нами в свою особую игру – вот только что он был далеко-далеко, но шаг, другой, ещё один поворот… и вот мы уже недоверчиво и осторожно ступаем на кажущуюся такой узкой и непрочной каменную поверхность.

Кажется, эта нить, этот волос над бездной, вот-вот оборвётся, и мы стремглав полетим вниз!

Высоко…

Совсем не страшно. Эта высота рождает лишь чувство благоговения. До неба Асов и Ванов – рукой подать. Они живут где-то тут – над самыми верхушками пилонов, держащих ванты.

До волн Стейншланнстрейм, плещущих внизу – лететь и лететь. Год? Два? Или долететь до дна этой бездны никому не суждено вообще никогда?

Два пилона моста напоминают порталы, проходя через которые, душа странника меняется навек, прикипая всем своим существом к здешнему пространству. К красотам гор и фьордов! Мостов и тоннелей! Сырых туманов и ярких солнечных пятен на зелёных боках скал.

Ветер, проносясь над проливом, посвистывает в вантах, напрягает силы, чтобы сбросить нас вниз. Но он опоздал. Мост Хьельсюнн заканчивается поворотом на серпантин. Видение исчезает, и мы оказываемся на острове Хинн.

«Добро пожаловать на Лофотены!»

Добро пожаловать на Лофотены?

Как бы не так! Жестокая действительность оглушительно лает, как адский пёс Гарм, чей вой возвестит о начале Рагнерёка!

Остров Хиннёйя – это всего лишь привратница Лофотен. Как и великанша Модгуд, она охраняет сокровенное от жадных взглядов и от непрошеных гостей – дотошные географы не включили этот остров в число Лофотенских островов.

А должен ли быть путь в край обетованный понятным и простым?

Желание вернуться к мосту и запечатлеть его на фото в разных ракурсах возникает сразу же, как только тот исчезает из виду. Но остановиться почти негде. Все более-менее пригодные для остановки пятачки земли находятся либо на той стороне пролива, либо на противоположной стороне дороги. Или проскакивают так быстро, что среагировать просто не успеваешь!

Остаётся ехать вперёд, запоминая упущенные возможности и давать себе слово, что уж на обратном-то пути! Обязательно и всенепременно!

Но про данный себе зарок забываешь практически тут же.

Немного дальше впереди, над светло-голубой и одновременно нежно-зелёной гладью Tjeldsundet (Хьельсюнне), вдруг воздвигается, иного слова и не подобрать – именно воздвигается, громада километровой Сатертиннен (Sætertinden)!

Прилепившиеся у её подножия домики выглядят на фоне горы крошечными. Этакие муравьиные дачки на выселках, по сравнению с самим муравейником – Сатертиннен.

Каждые пять – десять домиков на берегу – это отдельная деревенька со своим названием и историей. Историей, иногда настолько древней, что это был бы рай для археологов, если бы в этой каменистой почве хоть что-то могло удержаться надолго.

Впрочем, иногда находки случаются.

В деревеньке с говорящим названием Кёнгсвик, в 1747-м году нашли золотой амулет, относящийся к Железному веку и ранней эпохе Меровингов. В Норвегии этот период истории называется дословно «Период миграции». Это пятый-шестой век до Р.Х. И означает это, что именно здесь сидел местный конунг, облечённый властью от Меровингов. Вполне возможно, что такие амулеты являлись своего рода «пайцзой» – верительной грамотой на власть и владение землёй. И поэтому эти амулеты – Gullgubbe находят во множестве по всей Скандинавии!

Дорога Е10 бежит вперёд и вперёд, огибая тысячеметровых великанов, прикинувшихся местными горами.

Их тут много. Словно армия древних Титанов, остановилась, дойдя до берега, и затаилась, ожидая команды двигаться дальше. Маскировочка у них, правда, так себе – на два с плюсом. Не заметить эту армию можно разве что живя под водой и не высовываясь.

Яркое солнце! Надо мной практически ни облачка! Но вдруг, на лобовом стекле машины начинают появляться капли дождя! Крупные, прозрачные.

Обернувшись, смотрю на Жестокую действительность. Но той некогда. Высунув нос в приоткрытое заднее окно, она наслаждается ветром! Запахами, которые несут море и травы! Шерсть хлещет ей по глазам, поток воздуха теребит стоячие уши, вытягивает морду. Ей явно не до меня. Она вся ушла в ветер, в скорость, в дорогу.

В дорогу, имя которой – Дорога Короля!

Ведь, как только мы пересекаем норвежскую границу, дорога становится не только привычной трассой Е10, но и «Kong Olav Vs veg». Дорогой Короля Улафа Пятого!

Не какого-то там короля древности, а нашего современника! Отца нынешнего короля Норвегии Харальда Пятого.

Дорогой Короля Улафа, которого сами норвежцы прозвали «Народным королём». Олимпийского чемпиона между прочим, и человека, просто неисчислимых достоинств!

Одним из этих достоинств, как раз и была забота о постройке той дороги, по которой мы едем на Лофотены. За что и ему, и трудившимся здесь рабочим огромное спасибо!

Капли на лобовом высыхают, будто их не было и в помине.

Проскакиваем большую и маленькую автозаправки в Кёнгсвике. Не имею понятия, есть ли дальше на островах заправки, но мужественно не останавливаюсь. По моим расчётам, бензина должно хватить и на обратную дорогу.

Но, буквально через несколько минут езды, остановиться всё же приходится. Потому что проехать мимо такой красоты, невозможно в принципе!

Тысячеметровая Странтиннен похожа на шлем сказочного богатыря, и весь местный взвод воинов километрового роста красив до изумления!

 

 

 

 

 

 

Наконец, нафотографировавшись вдоволь, мы выезжаем обратно на дорогу.

Но уже через пятнадцать минут езды, я снова не выдерживаю!

Ну кто? Скажите, кто, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, проедет мимо, равнодушно обронив: «Да видели уже не раз…» Ну, местный житель. Это может быть. Ну, тайский залётный фаранг, объевшийся лотоса – тоже вполне реально.

Но все остальные, включая и многочисленных жителей кемперов, курсирующих по Е10, обязательно останавливаются в этом месте, чтобы самолично лицезреть.

Ничего сверхъестественного, это просто три горы, которые наконец-то соизволили повернуться к нам человеческим лицом.

Левый и самый ближний пик – восьмисотметровый Taraldsvik, у подножия которого мы только, что проехали.

Средний – девятьсот семидесятиметровый Kongsvik, там, где было две заправки и золотой амулет.

И правая – Сатертиннен! Фотографии, сделанные мною, не передают и сотой доли того очарования, красочности и величественности, что можно увидеть в действительности!

 

 

 

 

Кстати… насчёт действительности.

Моей Жестокой действительности нигде не видно. Я слегка беспокоюсь, но вскоре обнаруживаю её, спящую на заднем сидении без задних лап.

Стараясь не разбудить взбалмошное животное, осторожно трогаюсь со стоянки.

Дорога короля Улафа уже не просто выгибается вправо-влево в ритме румбы, но постепенно всё выше и выше начинает подкидывать нас к небесам, вообразив себя качелями.

Вверх-вниз!

Я засматриваюсь на эти чудесные качели, и когда удаётся очнуться, обнаруживаю, что Жестокая действительность носится вокруг, как угорелая, выпучив глаза и вывалив язык. Весь вид её явно говорит: «Я проснулась!!! Посмотрим теперь, чего вы все стоите!» Она явно в восторге от самой себя – отдохнувшей и посвежевшей.

И на лобовое стекло снова брызгают капли дождя.

Откуда-то справа – из-за гор, выкатывается нечто тёмное, лохматое. Солнечный свет ещё пытается бороться с этой тьмой, но та явно берёт верх.

Вконец темнеет, но мне уже некогда пугаться и переживать. Я сам в восторге от дороги, взметающейся всё выше и выше!

Поворот на перекрёстке, вверх, вниз, и уши закладывает от перепада давления. Значит, это на самом деле уже высоко. Ещё разок!

И тут я вижу маленький посёлок. Деревеньку, приютившуюся где-то внизу, под горой. Как раз там, куда мы направляемся.

Останавливаюсь.

Сфотографировать что-нибудь через враз намокшие кусты, очень трудно. Я пробую так и эдак, но на снимке получаются одни только эти кусты, да пара домиков Austre Kanstad.

 

Снова накрапывает дождь, и разыгравшаяся Жестокая действительность тащит меня в машину, прихватив зубами за брючину. Приходится прикрикнуть на неё. Вот, мне ещё без штанов остаться не хватало!

Мы уже обогнули северную оконечность фьорда Kanstad, гору Middags, проехали перекрёсток-звезду с четырьмя лучами и спустились в Южную Долину (Sørdalen), а Жестокая действительность все сидит рядом, нетерпеливо взлаивая время от времени, и колотя хвостом, как палкой, по полу. На её хитрющей морде написано, что она явно что-то задумала и ждёт-не дождётся, когда же придёт время сделать мне сюрприз.

Погода явно не знает, что ей делать и разобраться в своих чувствах самостоятельно не способна.

Очаровательная Сёрдален, то вся светится в солнечных лучах, то окутывается тьмой, как будто кто-то включает и выключает свет на театральной сцене.

Въезжаем в длинный, шести с половиной километровый тоннель имени Южной долины – Сёрдалтуннелен.

Это сооружение пробито в толще горы со странным названием Брунельшлотхейа (Brynnelslåttheia). Что можно примерно перевести, как Сточенное, пришлифованное плато.

К сожалению, с дороги не видно, каково это. Но выходить из машины пока не хочется, хотя перед знаком «Sørdaltunnelen 6,4» есть земляная площадка для туристов.

Ныряем в темноту тоннеля.  Едем.

Едем…

Всё ещё едем по тоннелю…

Не смотрю на часы, но знаю, что едем уже давно.

Изредка навстречу попадаются машины караванеров. Такие же небось заблудившиеся во тьме тоннеля бедолаги…

Едем…

Тоннель вроде бы спускается всё ниже и ниже… Наверное.

Слегка заворачивает влево…

Потом слегка заворачивает вправо.

Потом, видимо совсем устав и разочаровавшись в жизни, вытягивается прямой кишкой на необозримую длину.

Едем…

Щупаю себя за подбородок. Если борода выросла на метр, значит наверху уже Новый Год…

Уже начинает казаться, что мы попали в какое-то заколдованное кольцо из которого нет выхода. Кольцо диаметром с галактику! Потому что мы всё едем и едем по прямой. И нам суждено ездить здесь бесконечно.

И мы всё едем… и едем… и едем…

Но, о чудо! Тоннель вдруг, безо всякого предупреждения, поворачивает влево, и в глаза, со всего размаху, бьёт дневной свет!

Больно!

Когда глаза заново привыкают к свету, с удивлением обнаруживаю, что мы, оказывается, живы, а наверху хорошо! Накрапывает дождик. Бродят по небу тучки. Прохладный ветерок колышет деревца.

Наверху восхитительно!!

 

Впереди красуются два моста – на островок Хушьорь (Husjordøya), и с островка обратно – на Hinnøya.

Хотя теоретически – это Hinnøya, но вот практически – вполне самостоятельный остров, похожий на лезвие ножа, отсёкшее Хиннёйя от Эуствогёйя (Austvågøya), следующего острова. И пристёгнутый к самой Хиннёйя двумя перешейками, как кортик – портупеей.

Сворачиваю под первый мост.

Я в курсе, что под этим мостом есть небольшая площадка, на которой можно и постоять, и заночевать, и на этой площадке туристы делают изумительные фотографии уходящего вдаль горного распадка, красивого фьорда и окрестных скал!

Чем я хуже?

Хватаю аппарат и выбегаю из машины под редкие капли дождя. Пытаюсь хоть что-то увидеть из-под моста.

Для того, чтобы сфотографировать горный распадок, нужно пройти под мостом по скользким камням насыпи, но в дождь я не рискую отважиться на такой аттракцион. Упасть во фьорд, когда вокруг ни души – удовольствие для самоубийц.

Вот всё, на что я способен.

 

А вот вид на изумительный фьорд. Изумительный на чужих фотографиях, конечно.

 

Жестокая действительность ловит редкие капли дождя, словно мух, высоко выпрыгивая вверх и клацая челюстями. Развлекается. А мне всё больше и больше не нравится это соседство. Я, в общем-то, рассчитывал совсем на другое развитие событий, а принесло её на мою голову. Как бы теперь избавиться от неё, раз и навсегда?

Но пока на ум не приходит ничего путного, поэтому я плюю на фотосессию, забираюсь обратно в машину и еду дальше. Дальше вдоль Иннерфьорь, Ю’терфьорь, Иньельсфьорь. Ныряю в Иньельсфьорьтуннелен.

Он небольшой, всего 1310 метров, гораздо короче собственного имени.

Дождь время от времени припускает шибче.

На пути появляется въезд в коротенький, не более 100 метров Storåtunnelen. Проскакиваю его на всех парах и обнаруживаю, что за этим туннелем, за низким гребешком Topphaugen (Высокой кучки), которую пронизывает тоннель, погода совсем другая! Причём совсем не та, какую я видел через эту горушку.

За тоннелем светло. И даже поначалу нет дождя! Такое ощущение, что солнце вот-вот соберётся с силами и выглянет из-за туч.

С мыслью, что уж сейчас-то вся эта погодная катавасия закончится и начнётся нормальное лето, я ныряю в следующий тоннель – Raftsundtunnelen.

Он чуть длиннее того, что назвали по имени фьорда Иньель – 1570 метров, и выглядит старше, чем те тоннели, что мы уже проехали. Кое где из его рёбер торчит девственная скала.

Создаётся впечатление, что мы сперва опускаемся, потом немного поднимаемся.

Наконец Рафтсюндтуннелен поворачивает налево, и я вижу нежно-жёлтый свет на его выезде. Несомненно, это солнышко!

После темноты свет слепит, и не могу сообразить, прав ли я.

Но когда машина выскакивает на свежий воздух, в лобовое стекло начинает хлобыстать так, что я вскрикиваю от неожиданности! Это самый настоящий ливень!

Жестокая действительность перебирается на переднее сидение и начинает умильно и пристально глядеть мне в глаза, наслаждаясь произведённым эффектом. Я же упираюсь взглядом в дорогу, не желая общаться с этой мелкой, шкодливой…

Я настолько ошарашен подобным сюрпризом, что пропускаю мимо глаз красивый, высокий мост, по которому, собственно говоря еду. Только под конец, уже съехав на берег, соображаю, что только что пересёк очередной пролив и попал на очередной остров. На Эуствогёйя (Austvågøya).

Ну?! Я уже на Лофотенах?

Теперь моя очередь смотреть в глаза. Я упираюсь взглядом в бездонную темноту глаз Жестокой действительности. Но мы уже поменялись ролями. Она отворачивает голову и смотрит в окно, как бы не желая видеть моего разочарования.

Нет…

Я. Ещё. Не. На. Лафотенах. Почему-то.

Не понимаю, как это так? Видимо географы что-то напутали во хмелю! Есть мост, есть пролив, есть остров. Лофотен нет.

Дождь всё хлещет и хлещет в лобовое стекло. Трескуче, надрывно.

Под этот аккомпанемент мы выскакиваем на берег Hadselfjorden.  Это ещё не море, но мне всё равно – я заворожённо гляжу, сквозь пелену дождя на скалы, растущие из воды. Противоположного берега почти не видно, поэтому создаётся полное ощущение, что вот он, Океан!

Я знаю, что это не так, но всё же осторожно кошусь на сидящую рядом Жестокую действительность.

Она тоже любуется этим местом, и поворачивается ко мне только тогда, когда видение скрывается за ближайшей скалой.

Она улыбается. Она знает, что я знаю. И знает, что я знаю, что она знает. Поэтому делает пару ударов хвостом и снова начинает смотреть в окно.

Вздыхаю с облегчением.

Впрочем, облегчение моё не очень полное. Моё горло, до сих пор почти не напоминавшее о себе, при виде дождя начинает саднить. Глотается уже с трудом, а никакого лекарства от боли в горле, от простуды, я с собой конечно же не взял! Зачем оно летом? Логично? Логично…

Солнышко решает меня пожалеть и, напрягшись из последних сил, раздвигает тучи.

Но уже поздно. Перед нами уже выросла полукилометровая, какая-то очень привлекательная в своей квадратной плоскости Nippen – не гора даже, а хребет! И мы ныряем под него – в тоннель Мурланн (Myrlandstunnelen).

Похоже, этот двухкилометровый тоннель ещё более стар чем предыдущий. Стены нигде не заделаны и демонстрируют нам скальный массив. Ни одного отвода для экстренной остановки. Впрочем, это и не проблема, проскакиваем мы его довольно быстро.

Пролетаем коротенький Falkfjordtunnelen и я начинаю понимать – чтобы ориентироваться в норвежских названиях, нужно просто помнить, как именуются те места, где море соединяется с сушей. Допустим, «залив», «пролив», «бухта», «гавань» и прочее.

И от какого-нибудь поездообразного слова типа «Рафтсюндтуннелен», начинаем отсекать лишнее. Как скульптор от гранитной глыбы.

Сначала отсекаем тоннель, слово знакомое. Остаётся «Рафтсюнд». Смотрим, что получилось. Есть там ещё одно знакомое словечко – «сюнд». Оно означает «залив». Вырываем с корнем.  Остаётся «Рафт». По-норвежски пишется «Raft». «Плот», как пить-дать! Вот и разобрались. Туннель имени залива имени плота Кон-тики! Значит, названо в честь Тура Хейердала!

Шутка, конечно. Плот, по-норвежски, звучит так же, как и по-русски – «флот». А вот raft – по некоторым данным, то ли длинная жердь, то ли кровельное стропило. Составители словарей не всегда дружат со строителями.

Поворачиваюсь к Жестокой действительности, чтобы поинтересоваться, прав ли я, но та вдруг вскакивает всеми лапами на сиденье и вытягивается в струнку, возбуждённо лая!

Теперь и я вижу –  тёмное пятно острова Hadsel, маячившее справа, сдвигается в сторону, и перед нами, во всю безбрежную ширь, расстилается Океан!

Мне, в общем-то всё равно какой. Норвежское море, которое мы сейчас видим, является частью океана. С этим вроде бы никто не спорит, но досужие географы всё никак не могут решить раз и навсегда, к какому именно океану оно относится – к Северному Ледовитому или к Атлантическому?

Мне лично, ближе мнение соотечественников – что это часть именно Северного Ледовитого, холодного, сурового, беспощадного к слабакам Океана! А всё остальное – менее существенно. Океан есть Океан.

Я с уважением отношусь ко всем людям, кто может сказать про себя: «Я рыбачил в Океане!». Всё равно в каком – в Индийском, Атлантическом, Тихом или Ледовитом. Эта работа всегда опасна! Но Северный Ледовитый океан – место особое.

Заглядевшись на открытое водное пространство, я чуть было не пропускаю въезд в очередной тоннель – Шлёверфьёртуннелен (Sløverfjordtunnelen).

3340 метров. Нормально.

Вниз, вниз, вниз, вниз!

Мы падаем куда-то под воду. Снова закладывает уши.

Приходится сглатывать, но сделать это с больным горлом не так-то просто.

Вверх, вверх, вверх, вверх.

Машина впереди уже скрылась за поворотом, а мы отстаём. Лёгкий прицеп тянет назад, как гиря, и бедную машинку приходится пришпоривать четвёртой передачей. Крутовато всё-таки!

Зато на поверхность выскакиваем как пробка из бутылки! Времени у нас в обрез – глотнуть свежего воздуха, полюбоваться на изумительный пейзаж зажатой горами долинки и рухнуть в новый тоннель – Hattnestunnelen. Правда, он совсем короткий. И после этого тоннеля дорога снова начинает ластиться, как кошка. Выгибать спину колесом, мурлыкать, просить, чтобы её почесали, погладили.

Вверх-вниз, вверх-вниз!

Временами выглядывает солнце, будто старается помочь здешнему пейзажу не ударить в грязь лицом. Но и без солнечного света, вокруг красиво до изнеможения! Причудливости и затейливости форм горных вершин может позавидовать, пожалуй, любое место на планете Земля!

Папахи, хохолки, треуголки, тюбетейки, береты, короны, колпаки звездочёта, чего только не носят здешние горы! Видимо слово «мода» им не так по душе, как «разнообразие».

Начинают мелькать по обочинам маленькие деревушки в несколько дворов. Budalen. Higrav. Laupstad.

Лаупшта, кстати, тянет на целый посёлок. Даже школа есть! И перед самым посёлком, вывеска – Vågen commune. Коммуна Гавани, собственно говоря.

Жестокая действительность поднимается на свои четыре лапы, поворачивается ко мне задом и начинает бить меня своим тяжёлым хвостом по плечу.

Я намёков не понимаю. Ничего необычного вокруг не вижу.

Тогда эта хитрая бестия поворачивается ко мне.

Её морда невинна до приторности, а в глазах стоит выражение до такой степени ангельское, что я прямо физически ощущаю, что опять оказался в дураках.

Нет, не только в дураках! Я оказался на Лофотенах!

Не понимаю, как. Не понимаю, когда. Но теперь на самом деле – ДА!

Я НА ЛОФОТЕНСКИХ ОСТРОВАХ!!!

«Добро пожаловать на Лофотены, странник».

Никакого острова, пролива, моста, поднятой аппарели парома, транспаранта «Велкам»! Ничего! Просто-напросто мы – раз, и оказались в другой стране, в другом мире, в другом измерении.

Не знаю, наверное, так и должно случаться в сказках, которые происходят на самом деле.

Но географы опять постарались. На полную катушку! Отдав Лофотенам часть одного острова, часть другого, половинку третьего. Раздробив единый архипелаг норвежских островов аж на три абсолютно несуразные части! Не по географическому, и даже не по политическому принципу, а… по коммунальному!

«Архи», «Пелагос» – рождённый морем!  Как красиво звучит!

Мне становится жалко архипелаг…

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я принимаюсь любоваться двумя симпатичными водопадами на склоне горы, Kvittinden.

Нет, пожалуй, тремя.

Нет, на самом деле четырьмя.

Нет… я сбиваюсь со счёта водопадов и поворачиваюсь к Жестокой действительности. Но её нигде нет. Ни на переднем сидении, ни на заднем. Нигде.

Я почти не обижен. В конце концов, к друг-другу мы не привязаны. Где хочет, там и бегает. И я еду, где хочу!

Нет, всё-таки я еду там, где есть дорога. Зато останавливаюсь, где хочу!!

Ну… конечно, там, где есть стоянка.

Тьфу! Ну и ладно! И я принимаюсь разглядывать окрестности.

А посмотреть есть на что! Горы вдруг раздвигаются, открывая новые перспективы, дорога ползёт вверх, и вслед за потоком автодомов, я оказываюсь на парковке, у подножия деревянной лестницы, ведущей куда-то на смотровую площадку.

 

И решив ни в коем случае не упустить возможность хорошенько пофотографировать, хватаю камеру и выпрыгиваю из машины, не обращая внимания на то, что жители кемперов как-то не особенно торопятся выходить наружу.

Снаружи зябко.

Не так холодно, чтобы зуб не попадал на зуб, но достаточно мерзко.

Я не чувствую подвоха даже тогда, когда с лестницы спускается пожилая пара, укутанная в куртки и капюшоны с ног до головы.

Осторожно, чтобы не оступиться на скользком дереве и скользких камнях, я ползу наверх.

Трудности этого пути запоминаются плохо. Больше всего я боюсь упасть и разбить камеру. О поломанных ногах-рёбрах, в тот момент, я почему-то не думаю, поэтому даже делаю прыжок в сторону с дорожки, чтобы эту самую дорожку сфотографировать.

Но начинает моросить дождь и моё геройство пропадает втуне, так как мне приходится срочно упаковывать аппарат в непромокаемую накидку.

Справившись с этим делом, я запрыгиваю обратно на дорожку и ползу дальше. Но стоит мне, пыхтя и отдуваясь, показаться на самой верхней платформе, как тут же происходят сразу две вещи:

сильнейший порыв ветра бьёт в грудь с такой страшной силой, что мне приходится наклониться вперёд, чтобы не завалило на спину;

и прямо передо мной оказывается моя Жестокая действительность!

Она радостно прыгает на меня, как будто мы не виделись уже неделю, будто хочет помочь ветру скинуть моё бренное тело вниз. Потом, в экстазе, гулко топая лапами по доскам настила, начинает крутиться волчком, пытаясь ухватить зубами собственный хвост.

Она радуется произведённому эффекту. Сюрприз удался!

Но мне радоваться некогда. Ветер треплет меня так, как будто пытается, не то что сдуть, а просто стряхнуть со скалы, как трясёт ладонью девчонка, когда на эту ладонь садится оса! Всё время приходится воевать с накидкой камеры, чтобы её не задувало на объектив. Но битва проходит не всегда удачно. Поэтому некоторые фотографии и часть видео содержат портреты, пейзажи и натюрморты этой самой накидки.

Но кое-что всё-таки получается. Не сильно профессионально, но и не очень плохо. Исходя из обстоятельств.

(Обратите внимание на капли дождя несущиеся параллельно земле)

 

 

 

Наконец, терпение и силы уже на исходе. Самое необходимое сделано – сохранены на память пара кадров, живописующих несравненные красоты Аустнесфьёрен (Austnesfjorden) и одинокой кирки на маленьком полуострове. И я разворачиваюсь и ухожу с площадки, пытаясь свистом позвать Жестокую действительность.

Свистеть при таком ветре не получается, но она понимает и, кажется, рада, что о ней помнят.

С трудом спускаюсь обратно на парковку.

В самом низу готовится к восхождению компания молодых людей. Они странно смотрят на меня, когда я прохожу мимо. Видимо, весь мой вид говорит им, что там – наверху, не слишком-то приятно. Они испуганно переглядываются, но молодой гонор не даёт им отступить. Счастливого пути, молодые люди и попутного ветра! Не слишком сильного…

В машине тепло, но я всё-таки включаю печку. Первый раз за лето.

Жестокая действительность занимает «рублёвое» место на полу, под печным воздуховодом.

Жалею, что не могу составить ей компанию. Восхождение, похоже, окончательно добило моё горло. Я почти всё время молчу, изредка констатируя факты – то отмечая мусорный бак на стоянке, то рыболовов у обочины.

Дорога становится как-то уже. А наличие на ней велосипедистов и людей с фотоаппаратами делает её ещё более нервной и медленной – то и дело приходится притормаживать, чтобы объехать какого-нибудь дедка, которому приспичило сохранить на память и на всю оставшуюся жизнь, какой-нибудь фотогеничный холмик.

Но, буквально через десять минут неспешной езды, мы проскакиваем маленький туннельчик, и за поворотом открывается вид на город. На этот раз – самый настоящий и довольно большой.

Svolvær.

(Я буду называть его так, как называют в Википедии – «Свольвер», хотя мне больше слышится «Сволварь», когда говорят сами северные норвежцы)

Итак, я въезжаю в Свольвер. Торжественно и неспешно. Как и положено принцу датской крови!

Жестокая действительность внимательно глядит на меня из-под сиденья.

Ну да, согласен.Нет во мне крови, ни датской, ни «взятской». Поэтому, ни дать, ни взять с меня нечего.

Справа проплывает пятисотметровая, почти отвесная стена Fløya.

Проезжаем малюсенький тоннель – скорее арку. Почти триумфальную. И вот мы и в Свольвере.

И почему-то сразу же отключается видеорегистратор. Совсем. Как будто ему вырубили ток. Местные органы, наверное, шалят.

Останавливаюсь на местной заправке Шелл. Народу там немного и в сторонке стоит одинокий грузовик с «племянником» – большой, в пол-фуры автопоезд с прицепом, значит.

Пристраиваюсь к нему. В отличие от всех остальных соседей по парковке, я тоже с прицепом. Собрат, значит!

Исподтишка гляжу на Жестокую действительность, но она не реагирует. Ей гораздо интереснее посмотреть город.

Мне это тоже интересно. Поэтому я нагружаюсь камерами, штативами, аккумуляторами и непромокаемыми чехлами, беру с собой Жестокую действительность и отправляюсь гулять.

Гора Флёйя.

 

Гора Блойннен, напротив Флёий.

Свольвер, городок не очень густонаселённый. Местных жителей в нём наберётся от силы тысячи четыре-пять. Зато туристы своей массой прибавляют к населению ещё тысяч десять одномоментно.

Рорбу – рыбацкие домики-гостиницы, построенные на потеху туристам, здесь стоят на каждом шагу – растут из воды, лепятся к причалам, рядами торчат на каждом островке, как коричневые пчелиные соты. Если у туриста нет желания забиваться в медвежий угол – «в деревню, в глушь, в Саратов», то здесь ему создадут все условия для культурного отдыха с местным оттенком, вкусом и запахом – рыбацкие домики с закосом «под бедность», супермаркеты с закосом под «всё, что пожелаете».

А если вдруг у супруги туриста нет желания сопровождать мужа на рыбалке – добро пожаловать в фитнес-клуб! Или прошвырнуться по музеям и экскурсиям.

Но не надо думать, что Свольвер, город рассчитанный только на туристов. Туристы, как и рыба имеют свою путину, свой сезон. Приливы и отливы. Без туристов можно ещё как-то обойтись. А вот без рыбы город долго не проживёт.

Он живёт этой рыбой уже не одну тысячу лет! Недаром упомянут даже в древнем сборнике саг «Круг Земной» собирателя преданий и первоисторика Скандинавии Снорри Стурлусона.

Но, чтобы найти эту историю в Свольвере, нужно очень-очень сильно постараться. Та история – тысячелетней давности, не лежит на поверхности, и не подмигивает каждому встречному – вот я, возьми.

Зато другую историю, более молодую и свежую, найти можно, достаточно только пройти по старому городу. В некоторых домах угадываются постройки образца пятидесятых, а-то и сороковых и даже тридцатых годов прошлого века.

Теперь, представим себе, что и в позапрошлом веке, и ещё двести лет назад, люди селились именно в тех местах, где дома стоят и сейчас. Потому что селиться-то, в общем, больше и негде. Поставим на эти места те самые рыбачьи рорбу, какими угощают туристов, только более разросшиеся, разветвлённые – ведь новым семьям часто некуда уходить, и они ютятся вместе со стариками. Добавим сюда щепотку домов купцов–рыбопромышленников чуть побогаче и получим тот самый Свольвер, который стоял тут испокон веков!

 

 

Так же точно будет пахнуть морем и рыбой, так же точно будут кричать чайки – надрывно, без перерыва на обед и сон.

Под эти крики мы гуляем по городу.

Около какого-то дома, здоровенная чайка нашла себе пропитание. То ли она стырила где-то большой кусок трески, то ли угостил кто? Но спряталась она от своих товарок хорошо, и поэтому хорошая рыба у неё есть, а хорошей драки нету.

Я снимаю трапезу, стараясь не спугнуть птицу. Я, наверное, зря боюсь. Чайки тут – полновластные хозяева, и дальнейшие события это вполне подтверждают.

 

Небольшая прогулка по окрестным улочкам приводит нас к площадке перед какими-то портовыми сооружениями. Площадка небольшая, но по ней можно пройти поближе к морю.

К воде меня тянет. Мне хочется прополоскать больное горло солёной морской водой. Когда-то аналогичная процедура спасла меня в Новороссийске, после пережитой бури и ночёвки на холодном полу.

До воды с площадки всё-таки высоковато, но я всё равно иду туда.

На земле сидят две каких-то больших птицы. Серые такие, большие. Больше чем чайки. Орнитолог из меня никудышный, поэтому особенного внимания на них не обращаю. Ну, сидят и сидят. Подойду – испугаются и улетят. Как все приличные птицы.

На фонарном столбе, в центре площадки, кричит чайка. Она растопырила крылья и кричит, кричит-надрывается.

Ну, кричит и кричит! Мне она «до фонаря» – они все кричат, практически беспрерывно, и как только здоровья хватает? Я бы так не смог.

 

Чувствую, что Жестокая действительность начинает беспокоиться. То она весело бежала впереди, а сейчас – замедлила шаг и напряглась. Но я-то не вижу никакой опасности, поэтому иду спокойно, в направлении сидящих на земле птиц. Там – целебное море!

Но тут, Жестокая действительность, взвизгнув, бросается назад, к моим ногам, и пытается спрятаться за них, как за дерево – потому что сидевшая на фонаре чайка вдруг срывается с места и, как пикирующий бомбардировщик, летит мне прямо в лицо!

Отмахиваюсь от неё фотоаппаратом, который несу в руке, и кричу: «Ты, что? С дуба рухнула?!!»

Не знаю, понимают ли норвежские чайки по-русски, но белокрылая бестия, показывая всем своим видом, что не с дуба, а с фонаря, отправляется на второй заход!

Мы выполняем тактическое отступление – то есть бежим со всех ног!

Орнитолог из меня и впрямь никудышный – только через некоторое время до меня начинает доходить, что те две большие птицы, сидящие на земле – тоже чайки! Точнее чайчата, которых младенческий пух превратил в больших птиц. Слётки! Они из родительского гнезда вылететь-то смогли, а вот обратно забраться – фигу с маслом!

А на фонаре, стало быть, их озабоченная родительница. Связываться с которой мне что-то недосуг. Нет времени, желания, здоровья, денег, совести и выходного дня.

Пусть живёт!

 

И мы потихоньку отправляемся назад – к городским домикам.

Жестокая действительность вздрагивает всем телом, когда окрестные чайки начинают особенно истошно кричать, и мне приходится успокаивать её, положив руку ей на загривок.

Мы проходим сотню-другую шагов и перед нами появляется сооружение, при виде которого хочется воскликнуть: «Мост! Усохни моя душенька – мост!».

Как раз такой, как в мультфильме, из которого взята эта фраза. Мост кольцом!

Как житель Петербурга, я видел мосты. Всякие-разные.

И, как житель города, где мосты возведены в культ, приезжая в другие города и страны, обязательно обращаю внимание на эти конструкции. Будь это, хоть пешеходный переход над железной дорогой, хоть мост к неработающему лифту. Такой, как к лифту Катарины в Стокгольме.

Вот и сейчас, я поднимаю голову и вижу очередной маленький шедевр мостостроения.

 

К сожалению, фотографии и видео не в силах передать всю крутизну (в прямом смысле) этого моста. Шагов за пятьдесят вы поднимаетесь на головокружительную высоту, и можете обозреть внутреннюю гавань Свольвера и близлежащие островки буквально с высоты птичьего полёта!

 

 

Поснимав немного и налюбовавшись пейзажем, мы снова спускаемся в город и опять бродим по улицам.

И внезапно обнаруживаем таинственный вход в какое-то подземелье.

 

Вниз – под скалу, ведёт дорожка, в конце которой видна дверь, похожая на дверь в бункер Гитлера. Или просто в бомбоубежище.

Мне кажется, что когда-то, это место бомбоубежищем и служило, а сейчас, наверное, там либо музей, либо картинная галерея.

Вывески я никакой не нахожу, а у двух молоденьких школьниц, выпорхнувших из этих дверей, спросить стесняюсь. Мой норвежский сильно хромает. Он вообще-то есть, но хромает.

Как чистописание у Винни-пуха.

С английским у меня гораздо лучше!

Где-то в районе суток до меня доходит, что мне сказали, и на вторые, я успеваю сообразить, что мне сказать в ответ!

Правда, чем дольше я живу в чужой стране и чем больше общаюсь с людьми, тем меньше времени уходит на этот процесс. Но первые две недели, я практически глух и нем.

Поэтому я оставляю выяснение ответа на эту загадку до лучших времён, пора возвращаться к машине.

Я не знаю, сколько времени у меня займёт путь до «Å I Lofoten»  – до конечной цели моего маршрута, и сколько раз мне захочется остановиться, чтобы сфотографировать окрестности.

Смутно представляю, где буду в О располагаться и в каких условиях, поэтому, мне надо поторапливаться, чтобы не затянуть поездку до ночи.

Предыдущая ночь была неспокойной, и я предвижу наступление тотальной усталости.

Вынырнув из-под тёплого бока автопоезда с «племянником», мы отправляемся дальше.

 

 

Опять начинает накрапывать дождь.

Но мне приходиться остановиться недалеко от выезда из, расположенного за Свольвером, города Кабельвог, потому что здесь останавливаются все!

В этом месте, горы образовали изящную выемку, похожую на корону. Ну как не сфотографировать?

 

И ещё, с этого места очень хорошо виден въезд в тоннель. Таблички с названием перед тоннелем нет, но подозреваю, что он носит имя Røvikskaretunnelen.

 

 

Впрочем, тоннель небольшой, полкилометра, не более.

Но после того, как мы выскакиваем из тоннеля в длинную и довольно узкую расщелину Rørvikvatnet, в бок начинает дуть ветер такой силы, что машину просто сдувает с дороги!

Еле удерживаю руль и стараюсь не давать ей завалиться в канаву.

Ничего удивительного во всём этом нет. Место-то не зря называется Озеро Метеорологов!

Вижу, как встречные норвежские машины сбрасывают скорость. Им тоже не сладко и не хочется вспархивать в воздух и лететь в мою сторону осенними листьями.

Моей Жестокой действительности опять не сидится на месте.

Она, то несётся вдоль дороги, лая на колесо и пытаясь ухватить его зубами, то бежит на встречные машины, отвиливая в последнюю секунду в сторону. Да так шустро, что только шерсть стелется по ветру!

Пусть развлекается, ей, наверное, скучно со мной.

А вот мне не скучно. Дорога слегка поворачивает, и справа вздымаются каменные осыпи! Они выглядят весьма угрожающе. Не дай Бог, такая вывалится на дорогу!..

Дорога идёт по самому берегу моря и наливается какой-то суровостью.

То ли начинающийся дождь в сочетании с прибоем, даёт картину мира, в котором нужно выживать, а не жить. То ли россыпь камней и необкатанных природой скал навевает впечатление абсолютно дикого края.

А может быть, это не кажется, а так оно и есть?

Мы выкатываемся, из узкой полоски между морем и скалами, в полоску пошире – небольшую долинку, в которой расположилась деревушка Линьваре (Lyngværet). Поворот налево, пересекаем небольшой фьорд по безымянному мосту, ещё поворот и… перед глазами возникает очередной мост-шедевр!

Остановиться просто необходимо! Непременно! Немедленно!

И, опять же – здесь это делают все!

Наверное, даже местные жители, время от времени останавливаются в этом месте и возносят хвалу богам мостостроения, потому что перед нами очередной мост-красавец! Gimsøystraumbrua! Мост Йимсёйcтраум. (У кого не получается произнести название, можно посоветовать попеть йодлем)

Он, если можно так выразиться – трёхуровневый.

На него надо долго и осторожно забираться и, немного проехав, чуть-чуть спуститься. Он гораздо более пологий, чем мост «кольцом» в Свольвере, но к нему проникаешься уважением с первого взгляда!

 

Но если смотреть на него в то время, когда по мосту осторожно спускается большая фура, проникаешься ещё больше.

 

Прихватив с собой пустую бутылку, фотоаппарат и Жестокую действительность, я иду к дальнему краю площадки по направлению к мосту – меня не оставляет идея набрать солёной воды для полоскания.

Но, как только я выхожу из машины, тут же вливает дождь. Давно ж тебя не было!

Натужно пытаюсь понять, какой-такой романтизм заставляет компанию молодых чехов усесться за столик на парковке?

Они всерьёз, вроде бы из спортивного интереса, пытаются позавтракать! Такое ощущение, что им абсолютно всё равно, что твориться вокруг, потому что, как известно – любовь греет.

Дохожу до края площадки, фотографирую мост. Потом, по мокрым, скользким камням спускаюсь к самой воде и набираю полную бутылку. Полную чего-то мутно-зеленовато-желтоватого, вспененного прибоем.

Жестокая действительность шумно лакает рядом, орудуя языком, как черпаком. Ей-то хорошо, ей всё равно, что за вода.

А мне вот не всё равно.

Полоскать горло этой взвесью ила и песка я не решаюсь, но и воду обратно не выливаю. Она до сих пор стоит у меня дома в бутылке, отстоявшаяся и чистая, как слеза! Не понимаю, куда девались из неё зелёные крапинки и желтоватая муть? Ни осадка на дне, ничего!

И я продолжаю её хранить…не знаю зачем…

Выбираюсь по камням обратно и направляюсь к машине, хотя это и не слишком-то легко. Ветер рвёт с головы капюшон куртки и норовит забросить под него горсть воды.

Народ пытается снимать мост через запотевшие окна автомобилей, но ничего хорошего из этого не получается.

Одной Жестокой действительности такая погода, видимо, по душе – она носится по стоянке, присаживаясь у каждого колеса – метит территорию.

«Сучка ты всё-таки!», – улыбаясь мокрым от дождя лицом, говорю я, – «Неужто всех решила в друзья записать?»

Забираюсь в кабину, предварительно пропустив даму вперёд.

Жестокая действительность отряхивается перед тем, как войти внутрь. Тоже соблюдает политес – только брызги летят во все стороны! Но мне уже всё равно, я и так весь мокрый.

Едем дальше!

Нам предстоит наконец-то покинуть остров Austvåg, где Лофотенам отведена роль жалкого приживалы.

Непогода разыгрывается не на шутку. Ветер норовит сдуть с моста, и дождь, кажется, усиливается ещё больше!

Вспоминается почему-то: «У меня теперь из этого дома только два пути. Либо я её веду в ЗАГС, либо она меня ведёт к прокурору!»

В отличие от товарища Саахова, у меня путь только один – вперёд, другие варианты даже не рассматриваются. Хотя бы потому, что они все одинаковые.

Куда не поверни, всюду будет твориться тоже самое, создаётся такое ощущение, что весь мир погрузился в этот шторм.

По самому краешку огибаем остров Gim.

Впереди ещё один мост, на этот раз узенький и со светофором. На нём идёт ремонт, так что светофор необходим, чтобы пропускать машины через одну полосу.

Но, слава Богу, наша сторона проезжает без задержки, светофор к нам благосклоннее.

Вот мы и на Vestvågøya – довольно-таки большом острове.

Почти сразу же вижу знак – до «О и Лофотен» (Å i Lofoten) 96 километров. «Всего», если ехать в штиль и на солнышке, и «целых», если ехать, как я – в шторм.

Едем по берегу достаточно широкого водного пространства Limstrandpollen, но всю окружающую перспективу заливает дождь. Видны только тёмные, мутные очертания соседних островов.

Видимо, в хорошую, ясную погоду, здесь есть на что полюбоваться и что пофотографировать, но не сейчас.

Жестокая действительность спокойно сушит шерсть, лёжа на полу у печного воздуховода, с таким видом, что она тут вообще не при чём! Я начинаю на неё злиться.

Ну почему? Почему именно мне вот так всегда «везёт»?!!

Впрочем, в этот день «везёт» всем, кто поспешил на Лофотены, недаром эта зараза метила колёса!

Мы едем и едем сквозь завесу дождя. Дождя, который время от времени норовит перейти в град.

Я чувствую, что уже начинает подкрадываться усталость.

Молчу.

Молчу, чтобы не сорваться и не начать кричать на эту…

Впрочем, и накричать-то я как следует на неё не могу – горло саднит уже не по-детски.

С трудом представляю, как буду вечером раскладывать прицеп, ставить мокрую палатку. Забираться туда.

Бр-р-р-р.

Слушать, как ветер выдувает из неё последние капли тепла…

На знаке, стоящем на перекрёстке, мелькает очередная цифра. До О и Лофотен – 85 километров!

Мамочки мои!!! Всего одиннадцать километров проехали?!! Так мы же ехали целую вечность!!!

Явно надо начинать что-то предпринимать.

Вдоль дороги тянуться деревеньки.

Грюнста(Grunstad), Кнютста(Knutstad), Линьдаль(Lingedal) …

Их тут достаточно много. Но все эти деревеньки проплывают через завесу дождя – мимо, мимо, мимо.

Я увязываюсь за двумя кемперами, видимо, едущими парой.

Несётся эта парочка довольно быстро, под восемьдесят пролетая деревеньки. Мне приходится, в таких случаях, отпускать их, и потом постепенно нагонять. Нарушать правила на жилых территориях я не осмеливаюсь.

Но и мне уже обрыдла эта бесконечная дорога и хочется хоть куда-нибудь приехать, наконец!

Мелькает знак «До О 80 км». Ну, слава Богу, сейчас приедем! И года не пройдёт!

Некоторое время, кроме белой задницы автодома перед собой ничего не вижу. Еду, как сомнамбула, на автопилоте. Всё равно, кроме дождя, за окном ничего нет.

Но через некоторое время, на моём навигаторе, начинает появляться одна из моих чудом сохранившихся точек – точка по имени «Большая площадка, фото». Решаю остановиться и подумать – как жить дальше?

Эта площадка не зря у меня носит подзаголовок – «фото». В Google я нашёл кучу фотографий, сделанных с этой точки!

На них, в окружении лазоревых озёр, красуется великолепная двуглавая гора Himmeltindan.

Не в силах сдержаться, публикую здесь фотографию, принадлежащую пользователю Panoramio Cato75.

Конечно, не всем так вот везёт, но вот то, что там есть. И это то, что должно было быть запечатлено на моих фотографиях!

Это – долина Торв.

 

А вот она – Жестокая действительность!

 

То, что вижу я, и то, что там есть на самом деле – это две… нет три большие разницы!!

Я был бы взбешён, если бы уже не чувствовал усталость. Отходил бы эту Жестокую действительность веником или поводком, если бы у меня в руках был бы веник или поводок!

Но у меня нет под рукой ни того, ни другого. Зато под рукой есть телефон!

Каким-то чудом, мне приходит в голову мысль, что у меня же есть палочка-выручалочка на всякий случай!

Это Сюнд!

Там, где ждёт меня лодка! Ведь там, у хозяев есть не только лодка! Но и целый дом! Я знаю это наверняка!

Может быть там, где-нибудь в сарае, или в чулане под лестницей, для меня найдётся уголок?

Щёлка!

Место под щепкой на полу!

Чтобы забиться туда и не отсвечивать хотя бы дня два, пока не закончиться в природе стихийное бедствие!

Дрожащими руками я набираю телефон Херманна – тамошнего работника и распорядителя. К моему изумлению, он откликается почти сразу.

Передаю разговор почти дословно, только немного его подправив, чтобы не утомлять читателя своим мычанием.

Я: «Добрый день»,- ((Какой он добрый? Жуть твориться!)) – «Херманн?»

Херманн: «Да»,- ((Что за вопрос? Кто ещё может ответить по этому номеру телефона?))

Я: «Я писал письмо Рите, об аренде лодки»,- ((Падежи! Какие там падежи в английском? А, ладно, обойдёмся без падежей)) – «Один вопрос. Не имеете ли вы комнаты для меня?»

Херманн: «На сколько дней вы хотите остановиться? Сегодня и завтра?»,- ((Похоже мне звонит какой-то псих. Никогда не имел дела с сумасшедшими))

Я: «Сегодня, завтра, вчера!!!»,- ((Не помню, что значит «Yesterday». Кажется, что-то из Битлз? Скажу на всякий случай, звучит неплохо!))

Херманн: «Н-да! Нет, вот это точно не реально!»,- ((Ну, точно идиот…))

Я: «Оу! Абыдна! Дождь, холодно!»,- ((Ну всё, я погибну!)) – «Тогда может завтра?» ((Я не помню, что такое «Tomorrow»! Но если рассуждать логически, это, наверное – «завтра»))

Херманн: «Оооокей»,- ((Не знаю, что мне делать с этим идиотом… может это заразно?!)) – «Ладно, можете приезжать завтра, только позвоните, как приедете».

 

Почему-то очень хочется выть.

И я вою: “У-у-у-у-у-у-у-у!!!!”

Кажется, я только что допустил огромную ошибку!

Не просто в английском языке, а в своей жизни! Упустил возможность отогреться, отлежаться… Я готов показательно задушить себя голыми руками!

Почему? Ну почему меня, в самую решительную и ответственную минуту, покинули те крохи английского языка, которые существовали у меня в голове, вообще и в принципе?!!

Пусть нас специально учили иностранным языкам из рук вон плохо – зачем знать ин.яз. советскому человеку, если он не собирается становиться ни разведчиком, ни дипломатом?

Пусть мы сами не учили его из лени и из вредности характера! Но ведь, в подкорке что-то оставалось в действительности!

В действительности?!

Где эта мерзкая, хищная, подлая тварь?!! Попадись она мне только!..

Но Жестокой действительности нигде не видно.

То ли она не захотела попадать мне под горячую руку, то ли смылась гораздо раньше, не знаю.

Теперь мне больше ничего не остаётся делать, как только ехать туда, куда я и нацеливался с самого начала – в О.

И будь, что будет!

Я выезжаю со стоянки в мутные от дождя просторы Torvdalen.

По краям дороги опять тянутся и тянутся посёлки – Борье (Borge), Лиланн (Liland).

Видимо, здесь – на низких и плоских землях острова Вествог, жить немного легче. Но мне страшновато от близости воды – почти все озёра на плато этого острова могут в одночасье слиться воедино и затопить тут всё живое. Достаточно как следует подтаять арктическим ледникам.

Впрочем, мы в Питере будем, в этом случае, в ещё более худшем положении. Нам-то бежать-спасаться некуда, у нас гор нет.

До О 75 километров.

Мне всё равно.

С новой силой вливает дождь. Нет, назвать дождём это действо язык не поворачивается. Ливень, только не «тёплый, летний», как поётся в песне, а холодный и с ветром.

С ветром, который давно усилился с крепкого до очень крепкого. Это уже самая настоящая буря.

Но этого, видимо, мало. Хуже всякой бури – мой очнувшийся от спячки навигатор.

Стоит мне увидеть на дороге указатель «Bø» и подумать, что, наверное, мы уже подъезжаем к «Å», раз пошли уже двухбуквенные названия, как навигаторше взбредает в голову послать меня по короткому пути.

Не знаю, что у неё там опять переклинило, но сопротивляться её указаниям у меня уже просто нет сил.

Сворачиваю под знак «Uttakleiv направо» на дорогу 825 и тут же останавливаюсь в недоумении.

Передо мной дорожка шириной в одну машину. Если попадётся встречный автомобиль, разъехаться будет сложновато.

Но разворачиваться в дождевых сумерках на узкой дорожке, да с прицепом, меня что-то не тянет. И я, плюнув на здравый смысл, еду вперёд.

Доезжаю до маленького грунтового пятачка, позволяющего разминуться двум машинам, и проверяю по карте навигатора, куда меня норовит завести электронный Сусанин.

По всему выходит, что так я и в самом деле сокращу маршрут… метров на сто.

Пока я сверяюсь с картой, мимо меня проползает автомобиль.

Не могу рассмотреть чей у него номер. Вроде бы местный, но не зелёный.

Автомобиль бодро ползёт вперёд со скоростью сорок километров в час.

Пристраиваюсь в хвост.

На самом деле, сейчас на этой авто-тропинке сильно не разгонишься. То и дело попадаются встречные машины. Но люди тут опытные и при виде нас успевают свернуть на специальные пятачки для разъезда и нас пропустить.

Видимо, потому что мы каждый раз оказываемся на подъёме в этот момент, а они – на спуске.

Дорога скрывается за горой Holandsmelen и ветер вроде бы стихает.

Хотя дождь продолжает брызгать этакими крупными порциями. Как будто успевает наполнить ведро и выплеснуть нам навстречу. Потом следующее, следующее.

Смотрю на пустое место между сидением и раструбом печного воздуховода.

Как будто чего-то не хватает.

Несмотря на то, что мы еле-еле ползём, эта узкая дорожка мне нравится.

Прикидываю, как бы я ехал, если бы у меня не было этого сопровождающего впереди. По всему выходит, что быстрее. Но не «правильнее».

 При встречах с другими машинами я бы пытался уступить всем. Из скромности. И, в результате, уступая, оказался бы в кювете. А они тут, не канавы, как у нас, а обрывы! Так что, вытаскивали бы меня долго.

Но в этой дороге есть, всё-таки, очарование. Вправо-влево, вверх-вниз. Она напоминает «американские» горки. Я бы не отказался погонять на такой трассе в хорошую погоду.

Но дорога номер восемьсот двадцать пять снова вливается в Дорогу короля Улафа, и мы почти тут же ныряем в тоннель Nappstraumen, ведущий на следующий остров Flakstad.

Начинается этот тоннель на полуостровке Offersøykammen, гребнем выдающемся в залив.

(Интересно, а не от норвежских ли язЫков пошла у наших предков-славян манера называть некоторые скалы Камнями? Медведь-камень, например. Само русское слово «камень» могло как раз и родиться из подобных названий. Как слово «бухта». Как слово «стремнина». А ещё, из Норвегии к нам пришло слово «крюк»)

Тоннель – 1780 метров.

Немного, но почти сразу он начинает круто спускаться вниз. Под воду. Едущий впереди «напарник», который вёл меня по дороге 825 притормаживает.

Притормаживаю и я, хотя и подозреваю, что это мне может выйти боком.

Так оно и есть – впереди подъём, достаточно крутой. А у меня есть прицеп и совсем нет разгона, чтобы преодолеть подъём сходу. Приходится переключаться на пониженную передачу. Расход бензина, конечно, возрастает от таких манёвров.

Но как только я, вслед за «напарником», выныриваю на поверхность, на нас обрушивается ветер. Ветру уже мало той воды, которая льёт на нас с неба, он подхватывает лужи из-под колёс и бросает во встречные машины, раздувая воду в водяную пыль!

«Напарник» ещё больше сбрасывает скорость и у меня появляется время оглянуться на заднее сиденье.

Никого. Странно.

Въезжаем в полосу жилых домов. Большинство из названий, характерных для этого места, начинаются со слова Napp. Nappsholmen, Nappskaret, Nappsvågen…

На дороге возникает знак – «До О 52 километра».

Радуюсь, как ребёнок! Есть половина пути! Меньшая половина, правда. Но, ничего, дорогу осилит едущий!

И тут меня осеняет!

Я соображаю, что обычных легковушек, как у меня и у того человека, что едет впереди, на дороге не так уж и много! И все они, в основном, принадлежат местным жителям!

Зато автодомов разных видов, сортов и размеров – пруд пруди!

Но всем им абсолютно ни к чему чужое жильё – они сами по себе – жильё! И быть того не может, чтобы в таком популярном месте, как О, не найдётся какого-нибудь сарайчика, клетушки, курятника в конце концов, куда я смог бы сгрузить свои старые, мокрые кости.

Найдётся обязательно!

В крайнем случае, я же просто могу переночевать в машине!

Оказывается, у меня даже есть выбор!!

От такой мысли я получаю ещё больший заряд бодрости и даже что-то пою! Как могу, потому, что петь больно.

Мы продолжаем ползти, километров пятьдесят в час.

Сзади нас уже выстроилась очередь людей, которым тоже хочется, чтобы дорога закончилась побыстрее.

Но обгонять негде. Новенькая, свежеположенная полоса асфальта вообразила себя лентой в руках спортсменки-гимнастки. И эта лента извивается, скручивается, живёт своей жизнью. Распрямляется на секунду, чтобы затем, вновь пойти волнами и закрутиться волчком!

От «нечего делать» начинаю гадать, кто же может так медленно ехать впереди?

Наверное, это какая-нибудь знаменитая норвежская писательница, под шум дождя и вой ветра, при полузадёрнутых шторах, сочиняет свой очередной «роман в солнечном свете и в голубых незабудках».

Грешно мешать ей, обгоняя на такой узкой дороге и сбивая с мысли.

Огибаем залив Flakstadpollen (Флакстаполлен). Дорога получается длинная.

Залив, с узким горлом и широким основанием, вместе с огибающей его дорогой, напоминает ногу в сапоге. В разрезе.

Дорога просто отличная, и мой «напарник» вдруг начинает разгоняться. Стараюсь не отставать, вдвоём-то веселее!

Но идиллия продолжается совсем недолго.

Мы проезжаем очередное Bø. Я точно помню, что одно Bø уже было, значит, то Bø, либо пустило сюда корни, либо размножилось почкованием.

И через несколько минут после этого, машина, долгое время лидировавшая в нашей гонке, сворачивает с дороги на какую-то придорожную парковку. Наверное, писательница подустала сочинять или роман приблизился к хеппи-энду.

А мне до хэппи-энда, ещё далеко. Я снова остался один. Это не страшно, но как-то неприятно.

Дорога тянется через зелёную пустошь. Рядом расстилается серая пустошь моря. И на душе как-то пустовато.

Мимо окон проплывает городок Ramberg. Где-то здесь находится старинная церковь 18 века.

Но куранты, где-то далеко, в Москве, бьют восемь вечера. Шторм усиливается, и искать эту церковь даже не приходит в голову.

Мне уже наскучило это путешествие сквозь ветер и воду. Хочется, чтобы это всё скорее закончилось. Всё равно где и как.

И вот тут-то, совсем недалеко от Сюнда (Sund) начинается самое настоящее светопреставление.

Маленькое. Локальное. Но от этого не менее внушительное.

Кто-то там, наверху, решает, что хватит поливать нас по старинке – из ведра, пора применить современные технические средства! И подключает к делу пожарный брандспойт. А, чтобы нам было ещё веселее, вместо вентилятора, пусть и мощного, ставит реактивную турбину.

И мы получаем по полной.

Дворники, работая на высшей скорости, только размазывают воду по стеклу.

По кабине барабанит так, что слышно, наверное,  в Петербурге!

Я постоянно отлавливаю машину – резкие порывы ветра сносят её к осевой, даже несмотря на тяжёлый прицеп! Бороться приходится серьёзно.

Я уже не раз попадал в подобные передряги. В том же 2013 году, по дороге на собственную дачу, меня застал примерно такой же потоп. Ливень тогда стоял стеной, и это не фигура речи. Видимость была где-то около 20-30 метров, но не было сильного ветра.

Сейчас же ветер есть!

Он разгоняет струи воды, позволяя видеть гораздо дальше, но сам таранит машину, норовя снести нас вместе с прицепом в кювет.

И тут… тут я чувствую, что в мою ладонь ткнулось что-то холодное, твёрдое и мокрое. Явно чей-то нос!

Вид у Жестокой действительности вовсе не жестокий. Скорее, жалкий.

Мокрая, свалявшаяся шерсть колтунами. Испуганные глаза.

Она дрожит. Она боится того, что сама же и натворила. Сердиться, ругать её бессмысленно. Она же не виновата!

Пусть она зубаста, но не жестока! Просто мы сами воспринимаем её такой! На самом-то деле она просто игрива и взбалмошна, она, как ребёнок податлива и капризна.

Её можно приручить. Её можно приласкать. Её можно ранить. Её можно даже убить. Не дай Бог, придёт такая идея в чью-то больную голову!

Ведь мы без неё всё равно не сможем! Мы не сможем жить в мире своих грёз, если с нами не будет её – Жестокой Действительности!

Нужно просто попробовать мириться с этим. Не так уж это и сложно.

Я кладу руку, уже привычным жестом, на её загривок. Глажу, чешу за ухом. Шепчу что-то успокаивающее.

Рассказываю сказки:

«В одном маленьком-маленьком мире, жил-был один маленький Дождик.

Жил он вместе с папой и мамой.

И в этом маленьком мире, у них росло много трав, цветов, кустов и деревьев.

Целый день маленький Дождик, вместе со взрослыми поливал эти цветы из лейки. У родителей были большие лейки, а у маленького Дождика – маленькая.

Но это очень тяжело – таскать целый день тяжёлые лейки. Пусть мир и был маленьким, но цветы и травы, кусты и деревья, все хотели пить!

Тогда мама и папа Дождика, подумали-подумали и купили настоящий садовый шланг! Длинный-длинный!

И теперь так стало легко и весело поливать маленький мир!

Только маленькому Дождику поливать из шланга не доверяли. Говорили: «Ты у нас ещё маленький! Тебе надо немного подрасти».

А Дождик-то был уже совсем-совсем большой! Хотя, да, пока ещё очень маленький. А ему очень хотелось самому попробовать поливать из шланга!

И вот, один раз, папа и мама куда-то отлучились.

Тогда маленький Дождик взял шланг, как это делал папа, и открыл кран.

И тут потекла вода! Очень сильно потекла! И шланг ожил в руках у маленького Дождика и превратился в огромную толстую змею, и начал извиваться изо всех сил!

Он извивался и поливал, и маленький мир, и соседей, и прохожих за забором!

Всё вокруг промокло до нитки, а садовый шланг всё никак не успокаивался.

Конечно, маленький Дождик мог бы просто повернуть кран. Но он был очень маленьким и испуганным и не догадался.

Ничего не оставалось делать маленькому Дождику, как только терпеть и ждать родителей. Ведь родители для того и существуют, чтобы спасать маленьких…»

Сказка, конечно, получается дурацкая. Но в тему.

Жестокая Действительность растягивается на полу, положив голову на мою ногу – на кроссовку. Чтобы я не исчез случайно.

Глупая. Это она умеет исчезать и появляться. Мне этого не дано. У меня это получится, как и у всех – только один раз.

Мы уже добрались до Kåkernbrua, моста через пролив Кокер.

Это там, где поворот на Сюнд – место в которое я уже мог бы приехать, если бы не…

Жестокая Действительность приподнимает голову с моей кроссовки и вопросительно смотрит на меня.

Нет-нет, мне гораздо интереснее посмотреть, что же там – на краю земли! Что такое «О» и с чем его едят?

Там, и только там, конец моего пути «Туда».

А уж, что мы будем делать на пути «Обратно» – придёт время, там и посмотрим.

Стараюсь проскочить Кокерсюнде по Кокернбруа, как можно быстрее, чтобы не сдуло.

Мост расположен очень высоко над водой и вид с моста замечательный! Жаль только, некогда полюбоваться. Внизу прибой грызёт скалы. Ветер не может раскачать волну как следует, хоть и старается, поэтому прибой не такой сильный.

Но, всё равно, зрелище жутковатое.

Там, где кончается мост, там же начинается и самый последний остров Лофотен. Москенес.

Остров не просто красивый, не просто разнообразный на ландшафты. Второго такого, наверное, нет нигде в мире!

Если смотреть сверху, Москенес-ёйя напоминает чернильную кляксу, сделанную с размаху. Жаль, что нынешняя молодёжь не знает, какими могут быть чернильные кляксы. И разве что пачкает пальцы, втихушку заправляя принтерный картридж.

А другого сравнения у меня, пожалуй, и нет.

Капля чернил, грянувшись о море, там, где находится самый кончик Лофотен – Hellsegga, расплескалась брызгами в сторону материка. И на месте падения осталось большое выпуклое пятно с изорванными, неровными краями.

Это место изумительных по красоте, пусть и невысоких, горных пиков со множеством маленьких чистейших озёр на вершинах.

Бока этих пиков почти отвесные и напоминают стены. Зелёные летом и светло-коричневые зимой. На верху стен – декоративный бордюр чёрно-белого цвета. Это верхушки гор повыше, с нетающими снежниками. И над всей этой красотой –  пронзительно-голубой, солнечно-яркий потолок. Небо!

Жаль, что сейчас всего этого не видно.

В общем – если бы острова Москенес не было, его бы стоило выдумать.

А так – и выдумывать ничего не надо. Надо только поехать и посмотреть!

У Fjørsdalen tunnel (1.6 км) висят знаки, оповещающие, что впереди ведутся дорожные работы.

Так оно и есть – не успеваем миновать тоннель, как нас встречают знаки ограничения скорости.

Что ж, сильно сэкономить бензин не удастся.

Врубаю третью и ползу потихоньку. Тем более, что сильно и не разгонишься. Вместо асфальта под колёсами расстилается плотно утрамбованный грунт, весь в ямках. Строители засыпали дорогу со всех сторон крупными камнями, но спокойнее от этого не становится.

Кое-где, прямо над дорогой, нависают скалы такой величины, что, проезжая под ними, ощущаешь между лопатками холодок.

Минут пять стою у светофора, пропускающего встречные потоки по одной узкой полосе. Не понимаю, почему меня не пропускают, как будто не видят в упор? На встречке давно уже никого нет!

Опускаю руку к полу и поглаживаю Жестокую Действительность по шее.

Там на дороге, строители – молодые ребята, то ли из Нигерии, то ли из Эфиопии. У них какие-то свои соображения насчёт очерёдности проезда.

Может технику какую перекатывают на новое место? Мне из-за поворота не видно.

Зато слышно и чувствительно.

Я чувствую какую-то вибрацию, время от времени сотрясающую и машину, и меня самого где-то глубоко внутри. Я чувствую, как, то ли ветер, то ли волны бьют в подножие Akkarviktinden – горы по которой проходит дорога.

Немного не ясно, что это, но не строительная техника точно. Потому что дрожь земли приходит в едином ритме с раскачиванием светофора, когда порыв ветра пытается выдернуть его за ногу из скалы.

Наконец, на светофоре загорается зелёный, и мы трогаемся с места.

Где-то здесь, на этой дороге, я и получил на память маленький сувенир. Говорила мне мама – не привози больше норвежских сувениров! Не послушался.

Но об этом попозже.

Минуем жерло новенького, ещё строящегося тоннеля, ведущего сквозь гору Festhell на россыпь маленьких островков, по которым здесь идёт Е10. Пока тоннель ещё не готов, катим под плеск дождя по обрыву над морем. Жаль, если тоннель совсем скроет такую красоту!

Но вот и островки!

Хамнёйя, Топп-ёйя, Уленил-сёйя, Сакрисёйя, Аннойя! Это самая настоящая прогулка по морю!

Это место – живописная гирлянда из мостов, а ещё – насыпей, скал и островков, аккуратно прорезанных насквозь, чтобы дать дорогу дороге.

Всё это петлит, извивается, взмывает вверх – на мостики шириной в одну машину, сбегает вниз – на узкие тропки, огороженные рядком камней, от прибоя. Это настоящая жемчужина Лофотен!

Наверное, в хорошую погоду она дарит непередаваемые ощущения!

Ещё один высокий горбатый мост, и мы опять спускаемся на Москенес.

Дальнейшая дорога запоминается как-то смутно.

Дорогу Короля со всех сторон обступают домики.

Мы минуем ещё один тоннель, и навигатор, голосом Дельфийской Пифии, начинает предрекать скорый конец маршрута.

Предрекать долго и упорно. Там – в навигаторе, конечная точка – большая парковка в самом конце посёлка О, за последним тоннелем. Самым Последним Тоннелем на этой части суши.

Sistetunnel

Домики всё тянутся и тянутся мимо окон автомобиля. Одни проплывают где-то над головой, другие – где-то внизу, так, что из-под дорожного полотна торчит только крыша, словно молоденький, только что родившийся гриб.

Ещё одно усилие, последнее, и миновав Последний Тоннель я въезжаю на парковку. Она в длину метров двести, в ширину – пятьдесят. Большая!

Десяток кемперов прячется здесь от ветра, но на этой стоянке может поместиться во много раз больше! Здесь ветра и на самом деле нет! Стоянка аккуратно вырезана в скале.

С одной стороны, от ветра нас защищает круглая гора Литланнстабен. С другой – высокий каменный дувал.

По парковке, переваливаясь словно утки, хотят жирные чайки. Они тут тоже прячутся от непогоды. И заодно – собирают дань с туристов.

Дождь продолжает идти без перерыва. Как только мы выходим из машины, я ощущаю, что левая кроссовка начинает стремительно промокать. Фирменная, новенькая, алюминиевого цвета кроссовка Reebok просит каши!

Вид у Жестокой Действительности слегка ошарашенный, как у щенка, напрудившего в хозяйские кроссовки.

Смеюсь и треплю её по загривку.

Брось! Не страшно. Переживём как-нибудь.

Одна мокрая нога не так страшна, как две мокрых ноги! Главное – не залезать в лужи. Хотя, судя по повреждению кроссовки, лучше вообще на мокрое не вставать.

Гуляем!

Жестокая Действительность, успокоившись, стремглав мчится по парковке, распугивая чаек.

В правом углу площадки виднеется стеклянная витрина сувенирного магазина. Магазин, к сожалению, закрыт.

По-нашему – девять часов вечера. По-норвежски – шесть. Вроде бы рано ещё магазинам закрываться?

Соображаю, что сегодня воскресение. Может быть магазин не работает по выходным дням? Есть в этом, что-то такое – русско-пасторальное. Когда самый наплыв туристов – закрываем музеи и магазины.

Выходной-с! «Вельми-понеже»!

За стеклом – футболки и бейсболки с надписью: «Я люблю О!» и магнитики на холодильник.

Облизываюсь на них, как Жестокая Действительность на чаек.

Ладно, подождём до завтра.

Рядом с магазином – дверь в туалет. Хоть это заведение работает круглосуточно и без выходных.

Иду через Последний Тоннель в О. При желании можно вообразить себя в тайном подземном ходе старинного рыцарского замка! Со стен тоннеля сочится вода, шаги гулко отдаются в сырых каменных сводах, у узкого тротуара течёт целый ручей дождевой воды.

Но на голову не капает и на том спасибо.

Выхожу из тоннеля на свет Божий.

Ну у какого…скажите, у какого русского не дрогнет сердце, при взгляде на такую родную и до боли знакомую надпись: «Reception»?

И, чтобы стрелочка – «Туды!».

А если это слово и стрелочка начертаны коряво от руки на большом листе бумаги… это счастье! Это полная и ни с чем не сравнимая эйфория.

Потому что там, куда указывает корявенькая стрелочка, живёт добрая фея Ресепшн! Там, уставшему путнику, или заблудившемуся посетителю, или надоедливому просителю, всегда будут рады!

Если фея в настроении, конечно.

Смотрю, не моргая, на белый листок – а вдруг исчезнет? Во владениях фей всякое бывает! А для меня это слово – Reception сейчас самое-самое главное! Заветное слово!

Иду в направлении, куда указывает стрелка.

Капюшон, натянутый на козырёк бейсболки, хорошо защищает от воды, но обзорность он ограничивает довольно сильно. Головой крутить в таком «прикиде» невозможно, и чтобы осмотреть горизонт, приходиться поворачиваться всем телом.

Поэтому, я, вместо искомого жилища феи, забредаю в какой-то большущий сарай.

В сарае расставлены лодки, развешаны сети и прочий рыболовный приклад. Всё это напоминает музей, но вход туда закрыт. Завешен верёвочкой с какой-то табличкой.

На «ресепшн» это место не похоже, но, кто его знает, как его местный вариант устроен в действительности?

О! Есть идея!

Не знаю, умеет ли брать след Жестокая Действительность, но сейчас это для меня важно. Поэтому, прошу её попробовать.

«Ищи!»

Она смотрит на меня, явно не понимая, чего я от неё хочу.

«Ну же! Ищи! Пожалуйста!»

На её морде написано явное недоумение. Так и кажется, что она вот-вот пожмёт плечами.

Для неё все эти слова – «Пожалуйста», «Спасибо!», явно «филькина грамота».

Но, кое-что она всё-таки понимает. Потому что, посмотрев куда-то мимо меня, Жестокая Действительность вдруг коротко тявкает, как будто показывая мордой мне за спину.

Резко оборачиваюсь и вижу маленький белый домик, как раз под стать феям. С белой надписью на белой стенке «Reception».

Благодарность Жестокая Действительность понимает очень хорошо и принимает её благосклонно.

Взлетаю по ступенькам крыльца, распахиваю дверь, в ожидании, что сейчас увижу здешнюю фею.

С феей получается форменный облом, потому что, вместо неё, домиком заведует… скажем так «добрый волшебник». Приятный молодой человек с большой копной чёрных волос на голове.

Его лицо я практически не запоминаю. С волшебниками, особенно добрыми, всегда так.

Объясняю, что хотел бы где-нибудь переночевать. Что я один. Совсем один, если не считать, что со мной Жестокая Действительность.

Лицо молодого человека озаряет улыбка. У него явно рождается спасительная идея!

Да, у него есть для меня отдельная комната. Для меня одного. Только она не очень большая.

Как могу уверяю молодого человека, что с этим «ноу проблемс». Много ли места мне надо?

Расплачиваюсь, получаю на руки ключ и пакет с постельным бельём. Полиэтиленовый пакет весьма кстати, если принять во внимание, что нести бельё придётся по улице под дождём.

Да, на самом деле – по улице.

«Добрый волшебник» приступает к самой трудной части магического ритуала под названием «Заселение в номер».

Он старательно объясняет по-английски, что мне надо обойти вокруг все строения, вернуться на дорогу, пройти по этой дороге вверх, обойти здание музея «TorrFisk Museum», подняться на второй этаж музея по лестнице, открыть дверь в коридор, в котором и найдётся искомая «не очень большая» комната.

Комната номер девять.

Я, в общем, почти всё понимаю. И музей уже видел на фотографиях. И слова «ап стеарз» мне знакомы.

Я же смотрел «Шрека» в оригинале! И кое-какие фразы из этого мультфильма, надолго стали у меня крылатыми: «Ран, ран. Ас фаст, ас ю кан, ю кан’т катч ми…»

Но на лице у меня, видимо всё-таки, что-то такое написано. И молодой человек, выйдя из-за своей конторки, начинает объяснять мне тоже самое «на пальцах». Изображая подъём по ступенькам лестницы, с успехом, сделавшим бы честь любому комику немого кино!

Приходится уверить его, что я всё понял и без пантомим.

Выхожу, наконец, на улицу, одной рукой придерживая пакет, другой подзывая Жестокую Действительность, похлопыванием себя по ляжке.

«К ноге!»

Команда проходит! Только на секунду.

В следующую секунду команда уже прикопана на заднем дворе и это место прочно забыто.

Жестокая Действительность подпрыгивает, кладёт мне на плечи лапы. Чмокает меня в нос, точнее – коротко лижет своим длинным шершавым языком и тут же уносится куда-то вверх по дороге, мимо вешал для сушки трески.

Пустые деревянные рёбра этих вешал как бы говорят: «Не очень-то рассчитывай на богатый улов! Не сезон!»

Но мне пока не до этих предостережений. До рыбалки ещё дожить надо. А с моим больным горлом – «в такую шальную погоду нельзя доверяться волнам».

На заднем дворе музея, до которого я добираюсь буквально за две минуты, есть довольно большая грунтовая площадка.

Внезапно меня осеняет, что неплохо бы подогнать сюда машину! Не то, чтобы я опасался за неё, но таскать вещи в номер, отсюда гораздо сподручнее.

Но это после. Для начала мне надо познакомиться со своими «хоромами».

Идущая параллельно стене здания деревянная лестница в один марш, выводит меня на небольшую площадку. Затем ещё три ступеньки поворачивают под прямым углом, и что-то в виде наклонного пандуса, подводит к выкрашенной в белый цвет деревянной двери на втором этаже музея.

По наклонным мокрым доскам идти страшновато, но ноги скользят не сильно. Судя по белому цвету двери – я попал туда, куда надо. Ведь именно этот цвет здесь символизирует фей и добрых волшебников!

В небольшом коридорчике ориентируюсь быстро. Здесь всего три-четыре разнокалиберных комнаты-номера, двери в общие кухню, туалет и душевую. Собственных мест общего пользования, ни в одном номере, видимо, нет. Меня это не слишком беспокоит. Я сюда не кушать приехал.

Дохожу до конца коридора, и справа вижу дверь под номером девять. Открываю эту дверь и застываю на пороге.

Да. Молодой человек не соврал. Комната и впрямь «не слишком большая».

Железнодорожное купе чуть больше этой комнаты.

Войдя, сразу упираешься в изголовье кровати. Слева в ближнем углу – раскладной столик. В дальнем стоит большой белый титан. Душевая как раз за стенкой, поэтому, наличие титана в этой комнатке технически оправдано.

В ногах кровати светится узкое окошко, задёрнутое занавеской. На стенке лампа, полка, вешалка. Всё.

Спартанскому воину было бы здесь приятно и комфортно. А я чем хуже? Я сюда не отдыхать приехал!

Вообще-то, мне комната нравится. Пусть в ней не хватает каких-то удобств, но чисто, опрятно и на удивление светло. Для тех, кто не страдает клаустрофобией – самое «то».

Бросаю на кровать принесённое с собой бельё и бегу переставлять машину. Слышу только, как Жестокая Действительность где-то на берегу гоняет чаек. Похоже, это становится у неё любимым занятием.

Чаек здесь – пруд пруди! На отвесной скале Tindstinden (Тинн-стиннен) справа от дороги – их гнездилище.

Но застать там всех чаек одновременно, сейчас невозможно. Потому что, одна сотня этих крикливых созданий кормится в море, другая дежурит на крышах, третья сопровождает рыбаков. В общем, все при деле.

Но и на скалах их всё-таки есть какое-то количество.

Видимо, время выводить птенцов здесь уже прошло или ещё не настало, поэтому скалы служат чайкам, этаким домом отдыха. Куда они отправляются, когда не едят, не кричат и не дерутся. А это – редкость.

Через Последний Тоннель добегаю до машины, завожу и отгоняю её на площадку за музеем.

Мне нужны вещи – переодеться, поесть, может быть чем-нибудь полечить горло. Ни горячий кофе, ни чай его, конечно, не спасут. Горячее вообще при ангинах противопоказано. Чипсами и бутербродами его не вылечить тем более!

И тут меня осеняет в очередной раз за сегодняшний день!

Джин!

Когда-то, в какой-то книге, не помню уж в какой, мне довелось вычитать случай, в котором больное горло одного из героев лечили именно джином! А у меня с собой есть маленькая бутылочка джина Бифитер, купленная ещё в Дьюти-фри в Нуйямаа! Покупал я её на всякий случай, в качестве презента, но раз такое дело…

Прихватываю её с собой и вместе с кучей вещей ползу вверх по лестнице, на второй этаж.

Сзади раздаётся стук давно не точенных когтей и запалённое дыхание. Судя по всему, чайкам досталось на орехи и по первое число.

Жестокая Действительность бесцеремонно протискивается мимо меня и начинает подпрыгивать у белой двери.

Угу. У меня-то руки заняты поклажей! Нет, чтобы самой дверь открыть и для меня её ещё придержать.

Приходится перекладывать сумки с вещами в одну руку, а второй открывать довольно тяжёлую дверь. Ничего, вот ужо займусь твоей дрессурой!

Нюх у Жестокой Действительности всё-таки есть. Это становится понятно, как только я с трудом протискиваюсь в коридорчик, задевая сумками углы.

Виляя хвостом, она приплясывает перед дверью номер девять. Ну что ж – заходи!

Дверь в номер не успевает открыться, как Жестокая действительность ужом проскальзывает внутрь.

Ошарашенно останавливается, обтирая одним боком кровать, другим раскладной столик.

Ей явно некомфортно. Лечь ей некуда, сесть – никак, повернуться – не реально. Она дёргается всем телом туда-сюда ища выход, но путь у неё только один – заскочить всеми четырьмя лапами на кровать и разворачиваться уже там.

Совершив всё-таки этот трюк, Жестокая Действительность выскакивает из комнаты, крутится перед дверью, и, наконец, с утробным вздохом, устало падает на пороге.

Ну и хорошо, она нашла себе место. Теперь и мне надо оборудовать место для себя.

Осматриваю комнату, в поисках разрушений. Вроде бы, после вторжения Жестокой Действительности всё цело. Бардак, правда, несусветный.

«Ну, ты и автобус!», – ворчу я.

Впрочем, меня не сильно беспокоит ералаш, устроенный её лапами на кровати. Провода от моих устройств, всё равно сделают комнату похожей на джунгли.

Поев, поработав с видеозаписями и пофотографировав чаек в окно (ни одного фото так и не получилось), пополоскав горло джином, я, наконец решаю, что пора бы уж и честь знать.

Сколько же времени прошло с моего выезда из обители горных троллей в Норвежско-Шведских горах? День? Неделя? Месяц?

Событий этого времени, точно хватило бы, чтобы заполнить не один и не два дня!

Я лежу в маленькой-маленькой комнате, на краю огромного маленького мира! На берегу Океана!

Это и есть моя сегодняшняя действительность.

И не такая уж она и жестокая.

                                                                                ***

Когда, рано утром, я, выспавшийся наконец, подхожу к своей машине – проверить, как дела, Жестокая Действительность встречает меня, сидя у спустившего за ночь колеса.

Она рада мне и показывает это всем своим телом.

Её хвост работает из стороны в сторону, как молотилка! Она подпрыгивает, будто удерживая себя от желания броситься мне на шею! Поскуливает в экстазе! Она счастлива меня видеть! И её настроение заразительно!

Я тоже улыбаюсь в ответ.

Да, хорошая моя! Я тоже тебя люблю!

Ведь по-настоящему любят не за что-то! А вопреки…

 

Глава 10. Спасение утопающих