Глава семнадцатая.
Портрет «на фоне американца».
Я проснулся от того, что кто-то неопытный играл в нашей каюте на тубе.
Некто дул и дул в тубу, извлекая из инструмента звуки вовсе не музыкальные.
Я перевернулся на спину. Почувствовал, как внутри меня всё встало наперекосяк. И вдруг понял, что же за звуки я слышу спросонок!
Это была фуга Шлиппенбаха! Это работал бортовой унитаз!
Мои спутники, проснувшиеся раньше меня, бледные и не выспавшиеся после Праздника Объедал и танцев до упаду, наперегонки занимали очередь в туалет!
Я поспешил присоединиться к хороводу, и через некоторое время, мы с Вовкой, уже вполне бодрые и даже слегка позавтракавшие поднялись на седьмую палубу и уселись в кресла у большого иллюминатора.
До прибытия в порт Хельсинки времени оставалось совсем немного, и мы с удовольствием любовались балтийскими волнами, освещёнными ярким солнцем.
Море выглядело пустынным, только изредка, далеко-далеко на горизонте, проплывала тень какого-нибудь сухогруза.
Вокруг нас прохаживался народ, финская бабуля терзала игровой автомат, один из вчерашней компании моих лифтовых спутников нарезал круги по коридору, видимо ожидая, что произойдёт чудо, и магазин или какой-нибудь бар откроется.
Ожидания его были, конечно, тщетны. Утром, по прибытии в порт, по традиции, на судах Viking Line не работает ничего полезного для здоровья.
Поэтому, людям, не запасшимся заранее “опохмелином”, приходится очень тяжко. Однако не думаю, что финны бывают настолько недальновидными, скорее всего этот парень просто выгуливал себя перед принятием очередной дозы облегчительного.
Кстати, пришла пора открыть небольшой секрет.
Тот самый плакат, что я обнаружил на трамвайной остановке в Хельсинки, и где красовалась мадам или мадмуазель (пардон не разобрал с большого расстояния), поливавшая в свою сумочку как из брандспойта, изображал вовсе не несчастную пассажирку трамвая, измученную качкой!
Он, во-первых, был рекламой сайта http://www.kännissä-olet-ääliö.fi, чьё название переводится примерно, как – «Пьяный – это полный кретин!»
А во-вторых, служил предостережением плывущим на пароме в «пьяный рейс»!
Что-то типа «Одумайтесь, люди! Сейчас вам хорошо, но что будет потом?»
Вот и вся загадка.
Уточню – чтобы зайти на сайт, нужно согласиться, что вам стукнуло кахдексантойста (18 лет), то есть поставить галочку в чекбокс, над которым есть надпись «Kyllä» – то есть «Да!»
(К сожалению, этот сайт уже прекратил своё существование. Финны научились правильно пить?)
Пока мы наблюдали за пробежками моего вчерашнего знакомца, настало время паковать вещи.
Мы спустились в каюту, переоделись, слушая Вику и Маринку, наперебой рассказывавших об их ночных похождениях.
Ни одна из наших женщин не были в полном восторге от дискотеки – слишком много пьяных, пусть и безопасных, но навязчивых, слишком маленькое помещение и т.д. и т. п. Впрочем, фурор им удалось-таки произвести – кроме них, русских женщин на плясках не оказалось, так что успех у мужского населения был гарантирован.
Мы, как и по прибытии в Стокгольм, не почувствовали того момента, когда наша “Мариелла” коснулась причала, настолько нежным было это касание. И отсчитав по часам, показывавшим время Хельсинки: «Десять, девять, восемь, семь… три, два, один, ПУСК!», рванули из каюты.
Выйдя в коридор, и не найдя в нём не души, мы решили поначалу, что вся наличная толпа уже покинула паром.
Каково же было наше разочарование, когда обнаружилось, что пассажиры просто-напросто сгрудились на выходе из прозрачного коридора, ведущего в посадочный терминал.
Женская часть нашей команды затерялась где-то в толпе, Вовка нервничал и злился, раздосадованный задержкой, а я размышлял о том, что надо было бы посидеть в каюте ещё минут двадцать, тогда бы уж точно не надо было тащиться в чемоданно-людской массе мелкими шажками.
Медленно, но верно, мы всё-таки выползли на улицу, под яркое солнышко и окунулись в неожиданный холод.
На улице было от силы градуса три-четыре, и нам, разнежившимся в тепле парома, было очень зябко. Нам всем, за исключением Вовки.
Мой приятель переоделся в свой шикарный плащ и Волшебную шляпу, что не только добавило ему королевской важности, но и защитило от несильного, но ледяного, пронизывающего ветерка.
Мне, правда, было не до погоды и красот Хельсинки!
Я, размахивая на бегу полиэтиленовыми пакетами, количество которых ничуть не уменьшилось со времени нашей посадки на паром два дня назад, припустил к стоянке, на которой ждала нас, как я был уверен – одинокая, заброшенная, напуганная, несчастная Нивка!
Однако, когда я увидел свою ненаглядную, она оказалась в добром здравии, без следов косых взглядов на кузове и даже будто бы и не очень запылённая после почти двухдневного стояния!
Успокоенный и обрадованный, я позволил отцепить себя от машины, и мы, уложив наши вещи в багажник, отправились погулять по Хельсинки.
Путь до центра столицы был не очень-то наполнен событиями.
Мы прошли по безлюдной улице мимо коричневой гостиницы “Марина”. Мимо других зданий, в рядок выстроившихся вдоль дороги, скорее всего, офисов и бизнес-центров.
Названия улиц наконец-то стали, по сравнению со шведскими, вполне простыми и удобочитаемыми. Например – Kataianokanlaituri, по которой мы вышли на площадь-набережную перед дворцом президента.
Наверное, не было бы никакой площади у президентского дворца, если бы не одна замечательная рыбка.
Из туристических проспектов, которые нам довелось полистать на пароме, мы выяснили, что в Хельсинки в октябре месяце, можно посетить «Праздник Салаки» или «Ярмарку Салаки».
Поэтому кое-кто из нашей компании рассчитывал, вдоволь наесться копчёной и солёной селёдки.
Не сомневайтесь – это не опечатка. По-фински слово «силакка» (silakka) означает – салака, а салака – это всего лишь одна из разновидностей селёдки обитающая в Балтийском море!
Есть у финнов и коротенькое слово «silli», что так же означает селёдку, но уже любую.
Торговля салакой в дни больших уловов, и объявление связанной c ней ярмарки, ведут свою историю из времён очень древних. В интернете я вычитал, что первые ярмарки проводились аж в 1545 в городе Выборге, а Хельсинки получил это право отнюдь не сразу.
Могу сказать, что нам с этой точки зрения исключительно повезло, так как подобные ярмарки проводятся всего одну неделю в начале октября.
Чуть левее помещичьей усадьбы, ставшей в счастливую для себя минуту президентским дворцом, начинались ряды палаток, по всей видимости, находившихся там постоянно – торговали там в основном одеждой.
А немного дальше виднелись несколько рядов палаток оранжевого цвета, вот они-то и торговали рыбой!
Скорее всего, раньше рыночная площадь располагалась чуть левее – на левой стороне бухты. Там, где сейчас кружится в хороводе трамвайное кольцо. Может быть, как раз на это место, в уютную бухточку, когда-то приплывали рыбаки для того, чтобы продать свой улов.
Усадьба какого-нибудь помещика или вельможи, а позже – Президентский дворец, нисколько не помешала торговле. И никто из финских правителей не догадался снести и запретить этот базарчик, чтобы до чувствительного обоняния сановников не доносился «мерзкий» запах сырой рыбы.
Так они и остались сосуществовать: переселившийся ещё ближе ко дворцу рыночек, торгующий селёдкой; трёхэтажный дворец, притулившийся с краю площади; и, через пару таких же трёхэтажных домиков, здание на полголовы выше, но со шведским флагом на крыше!
Нынче был будний день – четверг, поэтому на рынке не чувствовалось сильного оживления. Хотя народу было предостаточно!
Мы вышли на площадь и как-то сразу оказались среди толпы. Пожалуй, не было ни единой палатки на рынке, у которой бы не толпился народ.
Мы отправились вслед за толпой, время от времени кидаясь из стороны в сторону. Мы с Вовкой – посмотреть на ценники, Маринка с Викой – схватить кусочек селёдки нанизанный на зубочистку, «на пробу».
По вполне понятным причинам, мой организм всемерно сопротивлялся насилию солёной рыбой, как бы вкусна она не была!
Была у меня надежда, попробовать её потом, по приезде на Родину, если бы… если бы не одно важное обстоятельство.
Маленькая баночка селёдки кусочками, та, что в наших супер-гипер-макси-минимаркетах продаётся рублей за сорок-пятьдесят, на Ярмарке Салаки стоила 7 евро!
Это где-то 250 рублей!
Моя сука-жадность, притворявшаяся спящей, зашевелилась в своём логове, высунула оттуда свой длинный влажный нос, повела им во все стороны, принюхиваясь, и вдруг выкатила язык, красный такой, с ладонь!
Дразнилась.
Правда, иногда попадались и объявления о скидках.
Если приглядеться, то справа от Вовкиной спины на фотографии виден красный плакат, возвещающий о просто неимоверных скидках – 20 евро за пять банок!
Это ещё куда ни шло, но нам абсолютно не нужны были пять банок селёдки, пусть и размером с целое чайное блюдце.
Такой же точно порядок цен был и на копчушку, причём копчёной салаки было до обидного мало! Наверное, это и взвинтило цену!
Хотя, может быть, снижение цен и завоз новой партии рыбы всё-таки планировались, но нам не повезло попасть на такой праздник жизни.
Может быть, для самих финнов эти цены совсем не кусачие?
Но я обратил внимание, что людей, покупающих что-либо, были считанные единицы. Посетители вели себя точно так же, как и мы – бродили меж ларьков, приценивались, принюхивались, пробовали на зуб, отдыхали, сидя под зонтиками кафе-палаток.
Покупали же в основном овощи в соседних ларьках.
Мы тоже оторвались, наконец, от дегустации и прогулялись к ларькам с одеждой.
Я присмотрел себе там бейсболку с надписью Finland за 12 евро, и кожаные перчатки для мамы за 36 евро и раздумывал, нужна мне эта бейсболка или не нужна? Подойдут ли маме перчатки или нет?
Жадность, наконец, выползла из своей норы и, вытянувшись всем телом, замахала хвостом, как колотушкой, преданно заглядывая в глаза.
Так ничего и не решив, я отошёл к ожидавшей меня компании. Мы прошли рынок насквозь, собираясь наведаться сюда ещё раз на обратном пути к машине.
Вовка потянул нас направо от площади, вдоль улицы с большим бульваром в сторону универмага Стокманн (Stockmann).
И тут произошла одна из встреч, которые запоминаются надолго, если не навсегда! Пересекая наш курс, по площади шла пара, способная выделиться из любой толпы, начиная с аборигенов Папуа-Новой Гвинеи и заканчивая жителями Бробдингнега!
Один из двоих, пожилой, высокий тип, метра два ростом, с приличным пивным брюшком и широкими плечами атлета, напоминал баскетболиста, вышедшего на пенсию.
Однако он казался просто карликом по сравнению со своим спутником!
Рядом с «баскетболистом» двигалась самая настоящая гора! Затрудняюсь даже приблизительно назвать его рост, но великан, широкий во всех отношениях, коротко стриженый и с висячими усами а-ля Тарас Бульба, был на полторы головы выше своего немаленького спутника и внушал подлинный трепет и уважение!
Всю дорогу через площадь, увитую трамвайными рельсами, мимо фонтана Аманда, я оглядывался, пытаясь разглядеть над толпой эту пару, но двигались они быстро, и я вскоре потерял их из вида.
К сожалению, сфотографировать великанов я не успел, точнее – напрочь забыл про фотоаппарат, во все глаза глядя на необычных прохожих.
Не сохранилось у меня и фотографий фонтана Havis Amanda, по той же причине. Поэтому, чтобы восстановить историческую справедливость, придётся воспользоваться чужой фотографией.
Эта статуя русалки, созданная шведским скульптором Вилле Вальгреном (Ville Vallgren) в Париже, была перевезена и установлена в столице Суоми в 1908 году. Девушка на чаше фонтана будто бы оглядывается, прощаясь с кем-то.
Всё оно, конечно, хорошо, вот только название которое задумал скульптор – Русалка (Merenneito), не очень-то прижилось в тогдашней Суоми.
Шведы начали называть её Havis Amanda, что может означать «Морская Аманда». Финны, от них не отставая, величали фонтан – Haaviston Manta, что, при некотором допущении, может прозвучать как – «Раненное Проклятие» (или «Сачок для Проклятий»).
Постепенно все остановились на шведском варианте, который для финна, опять же – при большом желании, может быть похож на – «Очухавшаяся Аманда».
Сделав круг вокруг фонтана, наша компания перешла через дорогу, к домам по Pohjoiesplanadi. Перед нами был ещё один перекрёсток, который надо было перейти, чтобы продолжить путь к универмагу Stockmann, и на этом перекрёстке я застрял на некоторое время.
Чуть в стороне от дороги, невысоко над землёй – на уровне второго этажа, какой-то финн мыл окна.
Стоя на площадке раздвижного подъёмника, парень старательно орудовал скребком, от которого скрип стоял по всей округе!
Но не сам скрип заставил меня замереть на месте. Сначала мне показалось, что на подъёмнике виднеется сооружение похожее на телефонную будку!
«Вот здорово, – подумал я,- Наверное, это для того, чтобы рабочему было куда спрятаться, если вдруг хлынет ливень!»
Однако присмотревшись повнимательней, я обнаружил, что вся эта «будка», состоит из рам, только что вынутых из оконных проёмов. По всей видимости, эти рамы открывались по какому-то нестандартному принципу, раз для их мытья приходилось снимать весь наружный ряд.
Пока я фотографировал, мои спутники успели порядочно углубиться в дебри Похъёйспланади, и мне пришлось догонять их вприпрыжку.
Народу на улице имени “туманной Похъёлы, сумрачной Сариолы”, или попросту Северного бульвара, было видимо-невидимо! В лучших традициях нашего Невского проспекта!
Правда, обходилось без суеты и толкучки. Немногочисленных туристов было сразу видно по диким глазам и стремительной походке. Многочисленные же финны никуда не торопились, степенно вышагивая по своим делам.
То, что был разгар рабочего дня, похоже, никого из них не смущало!
Но кое-что слегка выделялось из общей картины. В пейзаже присутствовало чужеродное тело, резко контрастирующее с окружающей обстановкой.
На асфальте, на коленях стоял смуглолицый парень в красной куртке. Поставив перед собой бумажный стаканчик, нищий сидел, нервно поглядывая то в одну, то в другую сторону, как будто опасался кого-то.
Проходя мимо мы заглянули в его стаканчик.
Конечно, там лежало несколько монеток, положенных для приманки, но пока мы могли наблюдать эту картину, ни один прохожий не положил туда ни цента!
Не принято! В Суоми нищих нет!
Тут невдалеке завопила сирена полицейской машины, парень схватил свой стаканчик и моментально растворился в толпе. Учёный, видимо!
Но посмотреть полицейскую погоню нам не дали.
Мы уже почти подошли к нашей цели – универмагу Stockmann, как откуда-то из-за угла вдруг выскочила странная пара – мужчина и женщина, сплошь укутанные в жёлтую дорожную униформу.
В руках эта пара держала дорожные знаки, в просторечии называемые «Кирпич», а по правилам дорожного движения – «Проезд запрещён». И, исполняя чуть ли не балетные па, начала тыкать ими в прохожих.
Кто-то останавливался, кто-то просто уворачивался и шёл дальше, мы же, непривычные к такого рода «танцам с веерами», остановились посмотреть.
Не прошло и пяти секунд, «танцоры дисков» не успели ещё как следует запыхаться, как из-за того же угла показалась и начала медленно выползать кормовая часть большого грузовика.
Едущие по улице машины, подчиняясь сигналам «кирпичников», начали останавливаться, а грузовик, выехав задом на дорогу, завершил маневр и укатил куда-то по своим делам.
И пока мы гуляли вокруг Стокманна, эта пара в униформе, таким же образом провожала грузовики и легковушки, выезжающие из грузовых ворот универмага. Думаю, что водители этих машин были не в претензии за подобную услугу.
Слившись с потоком людей, впадающим в высокие двери универмага, мы проникли внутрь и оказались там, куда стремились.
Вовка, ещё при входе в магазин, определил Вике и Маринке задачу – найти что-нибудь для себя. Однако такое решение оказалось опрометчивым.
При виде товаров, вываленных горами в большие корзины, разложенных рядами по полкам и развешанных шеренгами по вешалкам, у наших женщин разбежались глаза.
Они, и мы, следом за ними, носились по разным этажам этого дворца торговли! Наши дамы рылись в корзинах, примеривали то и это, и мы не один раз заблудились в хитросплетениях лестниц!
Бегом, бегом, бегом! Покуда меня совсем не переклинило.
Я отстал от команды и потерялся в залежах электроинструмента и швейного приклада! До сих пор не пойму, на одном этаже это было или я потерялся сразу на двух этажах?!
Меня нашли, вытащили из кучи каких-то победитовых свёрл и швейных шпулек, которые мне были нужны, как собаке пятое колесо и, слегка отряхнув, поставили на ноги!
Результаты нашего рейда можно было назвать разочаровывающими. Маринка, единственная, купила себе небольшой рюкзачок для походов в институт. В остальном же, и Вика, и Маринка никак не могли примирить между собой две враждующих стороны – цену и качество.
То, что в универмаге было более-менее доступно по цене, не удовлетворяло наших девушек фасоном, цветом, кроем, не знаю, чем ещё.
То, что соответствовало всем этим критериям, стоило баснословно, заоблачно и просто чересчур!
Да и мы с Вовкой вносили некоторый сумбур в женские поиски, давая советы, не вовремя и не к месту.
К слову сказать, нам с Вовкой вовсе не улыбалось постоянно торчать в женской части универмага.
Мужиков здесь почти не было! Зато женщин всяких размеров, фасонов и расцветок было столько, что у нас в самом скором времени начала кружиться голова!
И как только мы убедились, что дамы целиком погрузились в поиски «чего бы надеть», мы улизнули на улицу, договорившись встретиться с ними у входа в Stockmann.
Стоя на крыльце универмага, мы с Вовкой беседовали о высоких материях, отдыхали душой после трудов праведных, наслаждаясь покоем, и через какое-то время начали замечать, что народ, проходящий в Стокманн, как-то странно на нас реагирует.
Люди, особенно женщины с детьми, видя нас, стоящих в стороне от людского потока, делали шаг по направлению к нам, потом как-то странно замирали на месте, ощупывая взглядом наши персоны, и не обнаружив чего-то нам не ведомого, но очень важного, продолжали свой путь дальше, время от времени на нас оглядываясь.
Вовка, само-собой, продолжал щеголять в своём ковбойском костюме и шикарной шляпе, поэтому поначалу мы подумали, что его принимают за какое-то важное лицо. Но это никак не объясняло все особенности поведения прохожих.
Особенно того, что поначалу люди направлялись вовсе не к Вовке, а… ко мне!
Мы стали вслух гадать, чем же вызываем такое живое любопытство.
По словам моего приятеля, нас принимали за американских шпионов, я же доказывал, что скорее всего за инопланетян, потому что, в отличие от Вовки, меня принять за американца может только Буратино, да и то, до того, как над ним потрудился папа Карло.
То есть – слепой, глухой и деревянный.
И, размахивая руками, чтобы показать, на тарелке какой величины мы прилетели, я вдруг обнаружил, что у меня на запястье висит мой расчехлённый фотоаппарат, который так и проболтался у меня на руке всю дорогу, пока мы ходили по Стокманну!
Вот тут-то картинка и начала складываться из разрозненных кусков в единое целое!
В своём роскошном американском плаще и шляпе, со шнурком, украшенным затейливой брошью на шее, в стетсоновской широкополой шляпе, на ступеньках универмага, мой друг выглядел киноактёром, нанятым администрацией для увеселения публики.
А я, в тёплой серой куртке, с фотоаппаратом в руке, вполне годился на роль этакого серенького фотографа, устраивающего из обычной фотографии – целое представление.
Помните, что твориться у нас вокруг некоторых исторических и культурных мест?
«Сфотографироваться с Петром Первым – 100 рублей, с Императрицей Екатериной – 100 рублей, если оптом, скидка двадцать процентов! Фотография с обезьяной – 300 рублей, плюс 30 рублей на бананы дрессировщику!»
Вот только ценника на моей груди не видели жаждущие сфотографироваться в обществе yhdysvaltalainen (американца)! Поэтому и не решались подойти, поэтому и оглядывались, не висит ли таковой где-нибудь в сторонке!
Я гарантирую, что за те двадцать минут, что мы простояли на крыльце, мы наделали бы штук пятнадцать фотографий и срубили бы нехилые бабки!
Однако нашим планам по печатанию денег посредством фотопечати, бесцеремонно помешали наши дамы, вывалившиеся из магазина, но так ничего и не купившие.
Мы с сожалением вздохнули и отправились в обратный путь – к машине.