Библиотека почти завершённого

Авторский сайт Roman ( romandc ) Dry

Страница: Артефакт Конкрума; Глава 11

Назад к Главе 10

 

Элиза будто бы и не заметила ухода брата.

Сидела молча, уставившись в одну точку перед собой, видимо снова и снова перебирая в уме сказанные Сигурдом слова. Плетёный из сыромятной кожи нарукавный шнурок, который она грызла, сама того не замечая, на глазах превращался в лохмотья.

Гриммс опустился рядом на колени, придерживая корд, который успел уже спрятать под рубаху, попытался заглянуть принцессе в глаза.

Честно говоря, он был немного взволнован.  Элиза, только что, во всеуслышание так сказать, назвала его другом! Впервые в жизни!

Гриммс никогда особо не задумывался, какие именно отношения у них сложились.

За годы его знакомства с принцессой случалось всякое. Гнали – уходил, звали – приходил. Просто работал и не копался в своих чувствах. Не было для этого ни повода, ни желания.

Вообще, если уж совсем-совсем честно-откровенно, никогда он своё телохранительство работой не считал, даже несмотря на все суровые уроки папаши Уроха.

Но Гриммс отчётливо понял, что прямо сейчас, в это мгновение, был возведён Элизой на какую-то новую ступень. Получил какой-то совсем другой статус.

Их отношения никогда не напоминали, даже издали, отношения разных по положению людей. Каким бы он ни был хорошим или плохим телохранителем, ему было интересно просто общаться с Элизой.

Не скучно, по крайней мере. А ведь ни у него, ни у принцессы, других друзей не было. Школьные приятели Гриммса не в счёт. Они всегда считали его выскочкой и баловнем судьбы.

И в то самое мгновение, когда в устах Элизы прозвучало слово «друг», в Теобольде Гриммсбладене что-то изменилось.

Не почувствовать этого он не мог, недаром же старый Урох, столько лет, дубиной вколачивал в парня умение думать! Анализировать каждую, сказанную вскользь, казалось бы, незначительную фразу.

Само собой, если это не была сиюминутная необходимость, придать смысл присутствию Гриммса при разговоре. Но этот вариант телохранитель отмёл сразу, как нечто несообразное с прямым и открытым характером девочки.

Только от этого легче не становилось.

Наоборот! Гриммс прямо физически почувствовал, как его ответственность за жизнь и здоровье принцессы возросла неимоверно!

В качестве телохранителя, Гриммс мог лишь взять на заметку только что состоявшийся разговор. Ну, может быть, подбодрить принцессу парой слов.

Но вот в качестве друга, он просто обязан был сейчас же сделать что-нибудь для Элизы. Хоть чем-нибудь ей помочь!

– Ты ему веришь? – его вопрос, казалось, повис в воздухе.

Но вот, через мгновение-другое, принцесса с трудом вынырнула из глубокого омута своих мыслей.

Не сразу, но всё же нашла взглядом Гриммса. Раздражённо передёрнула плечами. Отчеканила:

– Я не знаю, кому мне теперь верить!

Вскочила с пригорка, на котором сидела, решительно произнесла:

– Мне надо поговорить с отцом, – и сделала шаг к выходу с полянки.

Телохранителю пришлось придержать её за руку:

– Постой.

Элиза попыталась вырвать руку из цепкой хватки Гриммса.

– Пусти! – в её голосе послышалась ярость. – Я должна! Немедленно!..

Телохранителю пришлось вложить в свои слова как можно больше убедительности:

– Прошу тебя, не спеши! Я тебя никогда ни о чём не просил. Но теперь прошу – успокойся! Тебе нужно успокоиться! Если ты в таком состоянии пойдёшь к королю, то никакого разговора не получится! Только ссора!

Но принцессу убедили не его слова, а скорее то, что все её попытки освободить руку ни к чему не привели. Похоже, именно ссоры ей сейчас хотелось больше всего.

С тяжёлым вздохом она вновь села на траву, но тут же снова вскинулась:

– А ты?! Ты знал? Знал?!

– Откуда? – удивился Гриммс. – С чего бы вдруг королю посвящать меня в свои планы? И в городе я тоже тысячу лет ни с кем не общался! Только с отцом, разве что.

Он снова опустился на землю перед принцессой, так чтобы глаза их были вровень:

– Я же с тобой всё время… Мне-то ты веришь?

Элиза обхватила свои колени, уткнулась лицом в подол платья, пряча взгляд. Помолчала.

– Верю… Наверно… Потому что больше некому… Я с ума сойду, если не смогу никому верить вообще!! – и в её голосе послышались слёзы.

– Но своему брату ты поверила? – осторожно спросил Гриммс.

– Так ведь… всё сходится! Вот… всё-всё-всё! – она всхлипнула.

– Нет. Не всё.

Принцесса оторвалась, наконец, от своего подола и недоверчиво подняла на Гриммса мокрые от слёз глаза:

– Что?

– Какой смысл твоему отцу – Людвигу, тебя в чём-то обманывать? Если твой брат не врёт, конечно. Уж если они решили сделать из тебя колдунью, зачем от тебя-то это скрывать? Или, думаешь, они боялись, что ты не согласишься? Да если бы тебе втолковывали с пелёнок, как это здорово – быть колдуньей, ты даже и не задумывалась бы ни о чём другом! Им гораздо проще было бы! Ну… или король мог бы просто тебе приказать и всё. Неужели ты бы его ослушалась?

– Ослушалась!!! – гневный вопль принцессы слышен был, наверное, даже по ту сторону Салленсунда, и Гриммс понял, что немного переборщил с аргументами. – Неужели ты думаешь, что мной можно помыкать, как хочешь?!!

Она снова насупилась, и, уставившись в землю, произнесла, уже без прежней ярости, но весьма решительно:

– Нет… Разумеется, отец может делать всё, что угодно, он же король…

Она вновь подняла голову и пристально посмотрела в глаза телохранителю. Сказала твёрдо, с расстановкой:

– Но я! Ненавижу! Когда! Мне! Врут!

В устах принцессы это прозвучало очень веско и достаточно многообещающе.

Гриммс тяжело вздохнул. Его попытки успокоить Элизу пока терпели полную неудачу. Похоже, дипломат из него оказался никудышный.

Тогда он попробовал зайти с другой стороны:

– Уж не знаю, что там тебе говорил король, но почему ты вдруг решила, что он тебе врёт? Может быть он думал, что ты и так догадаешься? Насколько я знаю, у Софии и впрямь не было до тебя других учениц. И она учила тебя постоянно! И уже многому научила! Огонь-то у тебя получается!

Во взгляде принцессы, обращённом на телохранителя, сквозь ещё не просохшие слёзы, засветилась ирония:

– Знаешь, сколько у меня всяких-разных уроков было? И шитьё, и кухня, и морское дело… И что мне думать прикажешь? Что меня готовят в белошвейки? В кухарки? Или в моряки? Мои Ора с Ариллой тоже учились у Софии! Но в колдуньи их никто не тянул! У принцесс, знаешь ли, свои обязанности и меня этому тоже учили! И гораздо чаще.

Голос принцессы неожиданно налился ядом:

– Но ты, – её палец ткнулся в сторону Гриммса, – ты этого понять не способен! Потому что на уроках Ульриха ты спал, а на занятиях, которые проводил со мной отец – в кустах мечом махал!!!

От такого неожиданного напора, телохранитель слегка опешил:

– Но он же сам мне на эти занятия велел не приходить.

– Вот именно! Потому что, то, что там говорилось, не для ушей всяких… телохранителей!!!

Удар был силён. И на Гриммса, только что поверившего в настоящую дружбу с Элизой, будто бы вылился целый ушат ледяной воды…

***

Рыбалка с берега, вещь ненадёжная и неприбыльная. Занятие для детишек, да и то – для самых маленьких, которых ещё и в лодку-то не берут.

Толку в этой рыбалке – ноль. Рыба, она вся в море! А у берега не рыба – мелюзга резвится. Если и поймаешь здесь чего-нибудь – только чайкам скормишь. Домой-то стыдно будет такую «добычу» нести, засмеют!

Но папаша Урох и Гриммс, на «детскую» рыбалку всё же выбираются время от времени. Ловят не для еды. Хотя, особо крупные экземпляры пойманной мелочёвки и попадают в рыбный суп, который старый Урох варит мастерски.

Да и стыдиться за свой улов некого – на Стрёмлуге, кроме них двоих, никто не живёт.

Для старого мастера, такое времяпрепровождение – это и развлечение, и отдых. А для Гриммса – как всегда тренировка, урок.

Да и их беседы, во время такой рыбалки, частенько получаются по-настоящему интересными и поучительными.

Вот и в этот раз, под вечер, они сидят с удочками на берегу небольшой бухты.

Солнце уже катится вниз по Великой Горе, как называют небосвод жители Великой равнины, что простирается далеко на юго-востоке Материка.

Сама природа нынче располагает к мирным и спокойным беседам. Повсюду разливается красноватый свет закатного солнца. Ни единое дуновение ветра не качает ни траву, ни длинные седые пряди мхов на скалах.

На море царит полный штиль – редкое явление для здешних мест.

– Смотри-ка, даже волны утихомирились, – рука Уроха широким жестом очерчивает залитую мягким светом бухточку. – Красиво, а?

Урох, совсем забыв про рыбалку, поворачивается к Гриммсу:

– Давненько такой красоты у нас не бывало. Такое полное спокойствие и мир…

Мастер-телохранитель суёт конец удилища под свой тощий зад и прижимает бедром к земле. Освободив таким образом руки, он складывает их на груди. Говорит, задумчиво глядя в воду перед собой и слегка раскачиваясь в такт словам:

– Вот и на душе у телохранителя всегда должно быть именно так – красиво, хорошо и спокойно. Неколебимо, – Урох невесело усмехается. – Это, конечно, лишь пожелание. Достичь такого попросту невозможно! Даже проварившись в этом котле целую жизнь, всё бежишь куда-то. Всё время гонишься за чем-то. А оно берёт и ускользает в самый последний момент. И снова продолжается, и продолжается всё та же беготня…

И только когда наступает смертельная опасность, когда жизнь твоя висит на волоске, приходит понимание – без такого состояния души просто не выжить! И ты вдруг вспоминаешь это ощущение покоя. И тогда мысли становятся лишними. И тело делает само всё, что нужно. Не зря его – это тело, учили. А на море – том, что внутри тебя, царит полный штиль… Вот такой вот… Красивый и немного грустный. И всё получается, как бы само-собой. И в такое время ни один противник не способен пробить брешь в твоей защите.

Старик Урох снова смотрит на сидящего рядом ученика:

– Есть одно очень древнее, почти забытое слово, – лицо мастера неуловимо меняется. Глаза, как кажется Гриммсу, взблескивают какой-то нездешней синевой, а голос вдруг становится необычно глубоким и раскатистым, как весенний гром, и мягким и шелковистым, словно гагачий пух:

– «Кетентраман».

Отзвучав, слово растворяется в воздухе, оставляя внутри Гриммса какое-то странное ощущение перевёрнутости.

Для молодого парня, все эти лекции о душевном спокойствии и равновесии, словно волосяной силок для чайки. Лететь надо, а тебя пытаются за ногу держать!

Он-то абсолютно убеждён, что победы даются только тому, кто действует, думает и реагирует быстрее противника! Быстрее, ещё быстрее! Так быстро, что захватывает дух!

Но сегодня Гриммс и в самом деле проникается словом мастера. Слово остаётся и в мозгу, и ещё где-то глубоко внутри. Сохраняется про запас, словно тёррфиск – сушёная рыбина, в солдатской котомке.

Старый мастер отворачивается и снова смотрит на море.

– Вот это-то слово и означает полное спокойствие и ясность. Станет трудно – вспомни его.

***

«Кетентраман» – прозвучало на задворках сознания телохранителя.

«Кетентраман» – где-то в глубине души расплеснулось тихое, спокойное море, освещённое заходящим солнцем. Почти таким же, как то, что недавно освещало вечернюю Саллу, а теперь нырнуло за городские крыши, посылая последний луч, как последнюю надежду.

«Кетентраман» – облегчение пришло сразу. От нахлынувшей было обиды не осталось и следа!

И всё-таки, в лице Гриммса видно успело промелькнуть что-то такое, от чего принцесса вскочила на ноги, и, схватив телохранителя за рукав, проговорила испуганным шёпотом:

– Ой! Прости! Прости, пожалуйста! Я не хотела тебя обижать! Честное слово!

Улыбнуться удалось легко:

– Ничего страшного, принцесса! Тебе последнее время несладко приходится. А мне обижаться по чину не положено! – Гриммс весело рассмеялся и даже заговорщицки подмигнул.

Потом, в знак примирения, накрыл ладонью маленькую ладошку Элизы, всё ещё державшую его рукав.  – Ну что, пойдём домой? А то темнеет уже.

Нужные слова, и смех, и жесты приходили к Гриммсу будто бы сами-собой, без какого-либо усилия с его стороны. Это состояние длилось недолго, но Гриммс уже успел полностью прийти в себя:

– Знаешь, меч твоего брата мне отчего-то знаком. Где-то я его видел, и совсем недавно. Я обязательно вспомню где, меня этому учили – вспоминать всё, что случилось, прокручивая события наоборот. Знаешь, как это интересно?! Хочешь, я и тебя научу?

И, так и не выпустив её ладони, он увлёк Элизу за собой, в ставшие светло-серыми от опустившихся на город сумерек, извивы узких городских улочек.

                                                                                                                   Глава 12