(ред.09.10.19)
Глава 6
Зефире был давно знаком этот голос, прозвучавший из темноты библиотечного чердака. Тонкий, с хрипотцой, похожий то на голос какой-то птицы, то на журчание ручья, то на шёпот листвы, то на шорох мелких камешков, осыпающихся из-под ноги путника в глубокую пропасть. Она ожидала услышать его каждую минуту, с того самого мгновения, когда в лесу, между ёлочных ветвей, мелькнула тень Фрейи. И, прозвучи сейчас чей-нибудь другой голос, это было бы по меньшей мере странно.
Более странно, чем встретить в лесу кошку Тоберта без самого Тоберта.
И всё равно, что-то заставило Зефиру удивлённо воскликнуть:
– Тоберт? Это ты? Ты-то как здесь очутился?
– У людей свои дороги, у человеков свои. Но дороги умеют пересекаться.
Эту фразу из уст лесного тролля, Сестра ветра слышала уже не раз. По всей видимости, у эллей она была чем-то вроде поговорки, и в этой поговорке, «людьми» элли, конечно же, величали самих себя, а настоящих людей – «человеками».
– Иди сюда, Сестра ветра, здесь тебе будет мягче. Вы – человеки, на камнях лежать не умеете. Даже на мягком дереве вам жёстко.
Но встать и идти куда-то в темноте, на истёртых в кровь ногах, и набивать себе шишки о столбы, подпирающие стропила, было сейчас для Зефиры совершенно невозможным!
– Я знаю, что вы – дети земли, умеете и на камнях лежать, и на деревьях спать. Но в такой темноте, ни вы, ни мы, ходить не умеем. Разве что вашим большим братьям тьма не мешает.
– Толы эли не братья! Толы эли не любят. Эли маленькие, толы большие. Толы эли не слышат!
Видимо, фраза Зефиры задела лесного тролля за живое. Его голос, только что походивший на птичью трель, во время этой тирады сделался неприятно-скрежещущим, словно заскрежетали друг об друга треснувшие мельничные жернова.
Во тьме повисла долгая пауза, но Тоберт всё же справился с эмоциями, и в его голосе зазвучало лукавство:
– Толы глупые, эли умные. Для эли, даже такая тьма – не страшно. Эли знают, как жить.
И тут, к своему великому изумлению, Зефира начала различать контуры библиотечного чердака! Это случилось так неожиданно, что Сестра ветра даже не обратила внимания на ударивший в нос грибной запах.
Это был свет! Очень слабый, еле заметный, зеленоватый, словно кошачий глаз, но настоящий свет!
Из-за деревянного столба, подпирающего стропила, выглянула хитрая физиономия тролля, точнее – её слабо освещённый силуэт.
– У Тоберта дом под землёй. Внутри дома надо видеть!
Элль выбрался из-за столба полностью, и в его руках стал заметен небольшой обрубок дерева, выдолбленный внутри и наполненный чем-то светящимся, а над этим своеобразным горшком, колыхались на тонких ножках тени грибных шляпок.
Светящиеся грибы встречались Зефире и раньше. Мало того, они росли и на её Маристанах, только найти их было довольно трудно – для этого приходилось лезть в горы Каррака.
А вот там, где обитала Оранья – Сестра леса, это ядовитое «богатство» торчало отовсюду – из пней и живых деревьев, из лесной подстилки и поросших мохом камней. А во мху, окаймляющем её ложе, их было вообще несметное количество!
Фу, какая гадость!
Но сейчас, живя в мире исчезнувшего огня, Зефира и представить себе не могла, что свет возможен и без огненной Стихии. Что гнетущую тьму способно разогнать свечение обычного гриба!
– Неужели грибы могут светиться сами по себе?
– Могут. Видишь? Эли знают, что бывает свет без огня, – элль захихикал. – Не весь свет – это огонь. Теперь и Сестра ветра знает. Пойдём. Там тебе будет лучше.
Свет, не связанный с огнём? Открытие было поразительным и даже шокирующим! Здесь было над чем поразмыслить…
Но не обдумывать же открывающиеся перспективы, лёжа на твёрдом и занозистом полу!
Собрав оставшиеся силы, Сестра ветра решительно поднялась на ноги. И в самом деле, лучше уж ночевать на кучах старых, пыльных кож, пусть такое ложе и ненамного мягче.
Сверху, со стропил, упала беззвучная тень – кошка Тоберта милостиво соблаговолила возглавить их маленькую процессию, направившуюся по высохшим до звона доскам чердачного пола, в сторону фронтона над боковым фасадом Библиотеки.
Там находилось единственное на всём чердаке открывающееся окно. Под этим-то окном и провела Зефира предыдущую ночь.
Однако та ночёвка, по сравнению с сегодняшней, грозила показаться ей верхом комфорта, изящества и утончённости… если сравнивать с её нынешним состоянием – мокрым платьем, хлюпающими сандалиями и ногами, истёртыми в кровь.
Было лишь одно обстоятельство, способное примирить Сестру ветра со всеми этими неудобствами – наличие света. Пусть даже такого – слабого, еле-еле способного осветить её подставленную ладонь.
Тролль, кстати, видел при таком освещении гораздо лучше Зефиры! И ни разу, в отличие от неё, не споткнулся о раскиданные по полу битые валики для свитков, расколотые деревянные футляры для хранения особо ценных экземпляров рукописей и карт, кожаные мешочки с негодным железным купоросом, так и не пошедшим на изготовление чернил, и прочим хламом и мусором, которые точно никому не пригодятся, но выкидывать жаль.
На Маристанах, никто из жителей никаких чердаков никогда не строил, и вообще о таких помещениях и слыхом не слыхивал! Над жилыми комнатами делали плоскую глинобитную крышу, а над ней – двускатный навес из озёрного тростника или пальмовых листьев, чтобы отдыхать под ним в жару.
Зато и хлама в домах скапливалось гораздо меньше!
Зефира буквально рухнула на завалы рухляди под окном, со стоном содрала с окровавленных ног опостылевшие сандалии. Ветер проник в приоткрытую оконную створку и принялся виться вокруг её стёртых лодыжек, подсушивая, согревая, стряхивая с них песок и дорожную пыль.
От этого ласкового тепла и заботы, ногам с каждым мгновением становилось всё легче, и Сестра ветра уже совсем скоро нашла в себе силы поблагодарить тролля:
– Спасибо, что послал Фрейю на помощь. Без неё мне точно пришлось бы ночевать под каким-нибудь деревом. Под конец уже было совсем ничего не видно.
Элль некоторое время молчал, искал себе место на полу, устраивался поудобнее между каких-то объёмистых тюков. Потом, проговорил неласково, будто через силу:
– Меня не благодари. Фрейя ходит, где хочет… Фрейя умная.
Как ни пытался Тоберт, ради Зефиры, произносить имя своей кошки «как все», всё равно из его уст постоянно выскакивали звуки катящихся по склону камешков-голышей – «т-т-тр-ррр-ш-ш-ш».
Звучало это смешно, но вот смысл слов заинтриговывал. Ведь всем было прекрасно известно, что Фрейя очень редко выходит за пределы некоего незримого круга, очерченного ею вокруг Тоберта. И круг этот вряд ли шире двадцати саженей.
Но об отношениях эллей и их кошек, никто не знал практически ничего. Вообще, о лесных троллях – об этом странном подземном народце, даже Сёстры знали не слишком много. Включая и Нигору, Сестру земли, которую любой тролль почитал чуть ли не как родную мать.
Поэтому слова Тоберта заставили Зефиру насторожиться.
Что это? Попытка ввести её – Сестру ветра, в заблуждение? Своеобразная шутка? Или же приступ откровенности?
Она тоже принялась устраиваться поудобнее, взбивая рваные пергаменты, словно пух в перине. Само собой, попытки хоть немного расшевелить слежавшуюся массу были тщетны, но давали время на размышления.
Тролль исчез с фрегата «Турденвар» неожиданно, никого не предупредив, сразу, как только фрегат ночной порой подошёл к тайному проходу на Архипелаг, расположенному не слишком далеко от Рёдлуги – главных ворот Рёгланда.
Элль давно изъявлял желание повидаться с сородичами, живущими на Архипелаге, но, насколько знала Зефира, в окрестностях Рёдлуги лесные тролли не встречались, в отличие от горных – таллов, о которых Тоберт только что выразился не очень-то любезно.
Конечно же у эллей были свои дороги – факт неоспоримый. Нигора упоминала о подземных ходах на Материке, которыми пользовались тролли. Один из этих ходов как раз и помог Сестре земли вытащить Софию из ветрового мешка, в котором та оказалась вместе с Зефирой в самый разгар Войны Стихий.
Но это никак не объясняло такое скорое появление Тоберта на Салленлуге – почти за триста лиг от пограничного острова.
Пусть «Турденвар» и потерял много времени, пробираясь в Саллу тайными тропами, обходя заставы и каждый миг рискуя налететь на камни, но всё равно, ни короткие ножки тролля, и ничто другое, включая лодки и верховых животных, не могли помочь ему так быстро нагнать фрегат.
– Ваши кошки поистине удивительные существа. Но и сами элли удивительны не меньше. Теперь я знаю, что вы умеете ходить в темноте и летать, как птицы! Или, во всяком случае, бежать быстрее «Турденвара». Удалось ли тебе повидать сородичей?
Тролль тщательно утвердил свой светящийся горшок между ног, одетых в неизменные зелёные штаны из кусочков крашеной мешковины. Он был прекрасно осведомлён, что в беседе с Зефирой врать не стоит, но ему явно хотелось уклониться от прямого ответа. Его лицо, освещённое слабым светом грибов, сморщилось в хитрой улыбке:
– Тоберт торопился. У Тоберта было много дел. Сородичи пока ждут.
– А что тогда тебя привело сюда, на Салленлугу?
Широкие щёки тролля вновь растянулись в улыбке:
– Старые друзья! Тоберт помогает.
– Если я тебя правильно поняла, пока что помогала только Фрейя!
Но поймать Тоберта на слове было не так-то легко.
– Фрейя знает, что делать. Тоберт не может приказать Фрейе. Фрейя делает, как хочет. Может помочь. Хорошо помочь!
– Помогала ли тебе Фрейя, когда мы были с визитом на большом галеоне? Кто на самом деле отвёл тогда глаза всей этой огромной толпе? Ты или твоя кошка?
Зефира задала вопрос просто так – для разминки. Она прекрасно знала, что элль всеми силами будет стараться уклониться от ответа.
– У Фрейи своё дело. У Тоберта своё. Тоберт делал хорошо, Фрейя делала хорошо – принц в женском обличии сильно понравился!
Сестра ветра захохотала, забыв про влажное платье и больные ноги.
И правда – маскарад, который они устроили на галеоне «Блюмкрик», никогда бы не получился, не будь с ними этой парочки, с их потрясающим умением отводить глаза окружающим людям. При этом, роль его кошки в том маскараде до сих пор оставалась загадкой.
Но неспроста же лесной тролль настоял тогда на непременном условии – чтобы Фрейю, так же, как и его самого, спрятали под огромными мужскими юбками. Слава Стихиям – тяжёлого Тоберта пришлось таскать на себе принцу Сигурду, а на долю Зефиры досталась почти невесомая кошка!
– Ну, и что ты собираешься делать теперь?
– Тоберт будет помогать.
– Чем помогать? Снабжать всех светящимися грибами?
После этих слов Зефиры возникла долгая пауза. Сестра ветра даже подумала, что тролль обиделся и замолчал вовсе.
Такое поведение было для Тоберта характерным. Стоило ему обидеться на кого-нибудь, и, если он сразу не исчезал с глаз долой, то замирал, как статуэтка. Маленькая статуэтка с длинным мясистым носом и большими ушами-лопухами, торчащими из-под целой охапки тёмно-серых волос, напоминающих высохшую травяную кочку. Он мог так сидеть и сутки напролёт – ни разу не шелохнувшись.
Но сегодня молчание Тоберта не затянулось надолго. Может быть он просто собирался с мыслями?
– Эли много не нужно. Грибы дают свет. Тепло даёт земля! Ещё эли нужно иногда видеть солнце. Старые друзья потеряли солнце. Но эли помнят много. То, что забыли люди. То, что забыли Сёстры. То, чего не видела Сестра ветра, а потом ей не сказали.
Зефира непонимающе уставилась на тролля:
-Тоберт, ты говоришь какими-то загадками. Чего я не видела? Чего мне не сказали? И что должны были сказать?
Элль снова немного помолчал, глядя в недра своего светящегося горшка и грустно кивая мягким кончиком длинного носа в такт мыслям.
Потом поднял голову, очень внимательно, цепко посмотрел на Зефиру сквозь призрачный грибной свет и, наконец, глубоко вздохнув, начал свой рассказ:
– Маленькая Сестра ветра вошла во Врата Тьмы. Старая Сестра ветра стала уходить к своему ветру. Смотреть на это было плохо, очень плохо… – голос Тоберта слегка дрогнул, словно это зрелище пронеслось перед его мысленным взором. – И ветер стих совсем. И жить стало нельзя. Где было жарко, там стало – как огонь! Где было холодно – там замёрзло всё, до самых корней земли… И людям, и зверям, и человекам, всем стало тяжело дышать. Если сидишь на месте долго – дышать всё хуже. Надо было идти на новое место. Кто мог идти – жил. Кто не мог идти – умирал.
Последнюю фразу тролль произнёс почти шёпотом, будто был свидетелем тех кошмарных дней и теперь заново их переживал, извлекая из своей памяти.
– Что ты такое говоришь?! – изумлению и недоверию Зефиры не было предела, она даже в негодовании приподнялась на своём ложе из рваных пергаментов. – Этого не может быть! Почему же за все эти долгие годы, никто не сказал мне об этом ни слова?!
Элль заволновался, его слабая тень от горшка с грибами, который он продолжал сжимать между ног, заметалась по стенам, словно живая. И его речь, и так-то звучавшая, словно разговаривал маленький ребёнок, теперь вовсе стала почти бессвязной:
– Тоберт не знает! Тоберт знает – Великое Разрушение было потом! Там хуже, гораздо хуже! Может быть помнили, когда хуже, а когда лучше – забыли?
Зефира снова улеглась обратно на кучу слежавшихся кож, уставилась взглядом в чуть видневшуюся во тьме толстую балку, поддерживающую крышу. Ей нужно было успокоиться и решить – лжёт сейчас тролль или всё-таки говорит правду.
В последнее верилось с трудом.
Как так могло случится, чтобы за все эти столетия, никто, совсем никто, не поделился ни словом-ни полсловом о том, сколь печально было состояние мира после смерти предыдущей Сестры ветра?
Но ведь теперь тоже самое произошло с огнём, после ухода Софии!
А, может быть, Тоберт выдумал всю эту историю прямо сейчас, на ходу?
– Создаётся впечатление, что ты сам был там и всё видел собственными глазами. Но элли не живут так долго… в отличие от ваших братьев – таллов.
– Толы эли не!.. – мгновенно вскипел от возмущения тролль, но потом понял, что его просто-напросто подначивают, и оборвал себя на полуслове.
Потом длинно-длинно выдохнул – словно пар вырвался из-под плотно сидящей крышки:
– Пф-ф-фш-ш-ш… – и в его тонком, писклявом голоске появились примирительные нотки. – Сестра ветра не верит. Это хорошо. Поверила бы сразу, удивила бы Тоберта. Но Тоберт не лжёт. Для того, чтобы Сестра ветра поверила, Тоберт скажет ей тайну, которую не знает никто.
Тролль задумался на мгновение, потом поправил сам себя:
– Сестра земли знает. Но не помнит. У Матери Нигоры много дел.
Зефира повернулась на бок, приподнялась на локте и внимательно всмотрелась в силуэт тролля.
Вечер становился всё интереснее. Тоберт был сегодня на редкость разговорчив, и к тому же полон тайн и загадок! И даже спешил поделиться ими с Сестрой ветра!
С чего бы это? Только ли от того, что эллям тоже иногда (иногда!) нужно видеть солнечный свет?
– Ну и?.. Что за тайна?
Тоберт снова глубоко вздохнул, прежде чем начать очередное повествование. Отставил свой светящийся горшок в сторону, и начал говорить, сопровождая каждую фразу пояснительным жестом:
– Умер человек – тело ушло в землю, – длинные заскорузлые пальцы сплелись могильным холмиком.
– Человеки верят – душа уходит к Стихиям, – обе руки тролля повернулись ладонями кверху.
– Умер эли – тело рассыпалось прахом, – пальцы зашевелились, словно Тоберт сыпал в блюдо соль.
– Под землю уходит душа, – снова пальцы сплелись могильным холмиком. – Лежит там, пока не позовут. И когда рождается новый эли – зовут душу. Старая душа входит в новое тело и живёт там.
– Постой. Вы верите в это или знаете точно?
– Мы помним.
– Помните всё, что было с вами раньше? В другом теле?
– Не всё. Пока душа лежит под землёй она много забывает. Но самое важное помнит. Помнит хорошо! Я помню, как уходила Сестра ветра…
Ого! Будь это правдой, его слова стали бы откровением не только для Зефиры! И если элль не врал, он мог оказаться для неё настоящей находкой! Кладезем сведений о событиях прошлого.
Этими сведениями Старшие Сёстры делились крайне неохотно, зачастую отделываясь одними только воспоминаниями о собственном былом величии и его трагических последствиях.
Но если признания Тоберта и в самом деле правда, то это означало… что тролль каким-то образом проник на Инициацию!
Это на нынешнюю Церемонию Инициации Элизабет собралась целая куча народу, словно на какой-нибудь праздник. Но когда во Врата входила сама Зефира, проникнуть постороннему в то место, где стоял Камень Конкрума, было совершенно невозможно. Уж в этом-то можно было не сомневаться.
Сёстры, по поводу и без повода, постоянно подчёркивали, что, в отличие от сегодняшнего времени – времени вольнодумства и распущенности, в те времена царили весьма строгие нравы, и любые действия Сестёр обставлялись чрезвычайно серьёзно.
Как же всё это сложить воедино?
Конечно, элли умеют отводить людям глаза. Тоберт, со своей Фрейей, ещё недавно, на «Блюмкрике» показал в этом умении высокое мастерство. Но обмануть сразу двух, а-то и трёх Сестёр, вместе с их Стихиями, было бы трудновато даже такому мастеру!
Но что, если никто из Сёстёр, не знает всех возможностей, которыми владеют элли?
А раз лесные тролли проникли на собственную Инициацию Зефиры, значит, с таким же успехом они могли бы попасть и на Инициацию Элизабет…
Перед мысленным взором Сестры ветра промелькнуло сверкающее пятно, то самое, что явилось причиной странного окончания нынешней Церемонии.
Этот предмет появился словно бы из ниоткуда. Софии показалось, что он пробил стены, возведённые Стихиями. Но так ли это? Сверкающее нечто могло появиться и изнутри кольца, созданного ветром и огнём.
Появиться неожиданно, прямо из того места, от которого кто-то старательно отводил присутствующим глаза…
– Мне трудно поверить в то, что, спустя столько лет, твоя душа помнит мою Церемонию Инициации. Сама я уже давно забыла, что там происходило. Не напомнишь ли ты, кто из Сестёр тогда присутствовал?
Сестра ветра спросила первое, что ей пришло в голову, не очень рассчитывая выяснить, правдив ли будет ответ. Это тоже были сведения, которые ей никак не удавалось выудить ни у старших подруг, ни из книг.
– Это легко, Сестра ветра, – Тоберт снова взял свой драгоценный горшок в руки, приблизил к лицу. Теперь его, и так-то не слишком красивая физиономия, изборождённая глубокими морщинами, стала похожа на порождение ночного кошмара. – Там была старая Сестра ветра и Сестра огня. А Сестра птиц и Сестра зверей ругались друг с другом.
Нет смысла отрицать – это было очень похоже на правду. И хоть София до последнего дня скрывала от неё своё присутствие на той Церемонии, но Ключ Конкрума тогда достался именно ей! Логично было бы предположить, что она подобрала его точно так же, как Зефира недавно.
И что касалось Вайнис и Лейлис – тоже ничего неожиданного. Это же их обычное состояние при встрече – выяснять на повышенных тонах, в чью Стихию должны входить жуки, бабочки и мухи!
– Сестра ветра забыла… я слышал… Сёстры совсем не помнят детство… – осторожный вкрадчивый голосок элля заставил Зефиру мгновенно выйти из задумчивости:
– Кто тебе это сказал?
– Сама Сестра ветра сказала. Не Тоберту! Тоберт услышал случайно. Тоберт не хотел подслушивать! Так получилось!
Вот так!
Мало того, что на Церемонию, откуда ни возьмись, набилось полно народу!
Мало того, что все эти люди могли быть оплетены какой-то странной паутиной неведомой тайны!
Так ещё и сам остров, оказывается, напоминал проходной двор! В котором и слова нельзя было сказать, чтобы тебя не услышал кто-нибудь, кому это слово совсем не предназначалось!
И тролли здесь и вправду умели летать словно птицы, или каким-то другим неведомым способом перемещаться на сотни лиг во мгновение ока.
Потрясающе!
– Тоберт, я начинаю тебя бояться, честное слово!
– Тоберта не надо бояться! Тоберт помогает!
– Тоберт помогает… – Зефира в свою очередь тяжко вздохнула. – Тогда помоги мне! Скажи, что случилось на Церемонии Элизабет…
Наверное, ей просто захотелось немного унизить лесного тролля, чтобы тот не слишком задавался в своём всезнайстве. А вот какой-то конкретной помощи она не ожидала от него совсем, несмотря на таинственный свет, независящий от огня, и прочие услышанные сегодня откровения.
Но в сумраке чердака Библиотеки Саллы, элль только пожал плечами:
– У Тоберта пока нет ответа! Но человеки коварны и мстительны. И вы – Сёстры… – тролль начал говорить медленно, тщательно подбирая слова. – …тоже не всегда добры к бедным эли. Поэтому эли умеют чувствовать, когда обманывают. Там – у Ворот Тьмы, был обман. Эли говорят: «Обман – коварная Стихия!» Но самая коварная и обманчивая Стихия – это…
Не успел тролль договорить, как всё здание библиотеки Саллы, от подвалов до крыши, задрожало мелкой, еле заметной дрожью!
Скрипнуло окно, возле которого возлежала Зефира, чуть слышно простучала о свой свинцовый переплёт плохо закреплённая слюда. На головы посыпалась мелкая труха со стропил… и так же неожиданно всё стихло.
– Прости, Сестра ветра! Тоберт должен идти! – в голосе тролля послышалось нешуточное беспокойство.
Мгновение, и, прежде чем Зефира успела что-нибудь сказать или сделать, свет погас, и она опять оказалась в полной темноте и в одиночестве.
Бежать куда-то сломя голову, вслед за троллем, было безумием. Мало ли в горах случается землетрясений? Особенно таких вот – мелких, несерьёзных. Лучше уж спокойно полежать и подумать о том, что ей удалось узнать сегодня.
А узнать удалось достаточно для того, чтобы сегодняшняя ночь оказалась бессонной.
– «Но самая коварная и обманчивая Стихия – это…»
Троллю не было нужды продолжать, Зефира и так не сомневалась ни капли. Вода – вот самая коварная, лживая, обманчивая стихия!
Снова вода! Везде и всюду, где бы не появилась Сестра ветра, она встречала её козни!
Но вода, как бы обманчива она не была, не сможет так вот просто, пробив стены, выстроенные двумя Стихиями, заставить кровь брызнуть из ладони. На это способен, разве что, лёд!
– «Морита?»
Нет, нет! Этого просто не может быть!
Всё в Зефире восставало при одной этой мысли.
Какой смысл подозревать подругу в попытке убийства новой Сестры огня? Зачем бы это было нужно Морите?
Но в тоже время, другой голос, откуда-то из глубины разума, нашёптывал:
«Зачем? А ты вспомни, кому принадлежал Архипелаг до появления Софии! Детям Варды, не так ли?! Уж не решила ли Морита вернуть эти земли своим нынешним «детям»? Разве это не причина для того, чтобы снова начать смертельную интригу, как раз тогда, когда острова остались без хозяйки? И в пророческих стихах Софии тоже упоминается лёд…»
Зефире никак не удавалось заглушить в себе этот противный голос, но обвинять Сестру, а тем более – собственную подругу, это дело уже посерьёзнее, чем пытаться по запаху сапога, найти его владельца!
– «Сапог!»
С досады Сестра ветра чуть не отбила ладонь о свою жёсткую пергаментную перину. Скорее всего, ценная находка осталась лежать где-то на тропе, ведущей на Блафьель. Там, где они встретились с ветром. Её милым и ласковым, но таким пугливым и непослушным ветром.
Да, не всегда послушным, но если хоть кто-нибудь посмеет назвать его обманчивым и коварным, на всю жизнь запомнит, как нужно почтительно отзываться о её несравненной Стихии!