Библиотека почти завершённого

Авторский сайт Roman ( romandc ) Dry

Страница: Глава 11. Человек и пароход

Глава одиннадцатая.

Человек и пароход.

 

Утро очередного дня началось для меня, по норвежским меркам, очень рано. Проснувшись и взглянув на часы, я сначала было подумал, что проспал всё на свете.

На часах было девять утра! Всё-таки вчерашняя рыбалка меня здорово укачала.

Но, через каких-нибудь десять минут зрелых размышлений, я сообразил, что раз я в Норвегии, то с нашим, московским временем, есть разница в три часа (была на тот момент – прим.автора)

То-есть, на самом-то деле сейчас не девять, а шесть часов утра!

Как хорошо иногда путешествовать в другие страны, на север и на запад! Можно подольше поваляться в постели, пользуясь разницей во времени.

Вот моим друзьям – «жителям» Таиланда, так не везёт. Они, на каждом полёте в Страну Непуганых Морковок, теряют три часа честно заработанного времени!

Мне же оставалось только нежиться в постельке, предназначенной для четверых, тем более, что прогноз погоды, который показывало маленькое окошко спальни, не предвещал ничего хорошего. Было всё так же пасмурно, ветрено, сыро. Местами переходило в дождь.

И всё же, особенно разлёживаться не хотелось.

В Сюнд-то я приехал. А вот что это такое – Сюнд?

Рыбацкая деревушка на краю мира, была для меня загадкой.

Впрочем, я считал, что разгадать эту загадку будет не слишком сложно.

Наверняка, как и везде в норвежских деревнях, здесь есть ухоженные коттеджи местных жителей, жмущиеся к скалам. Наверняка, есть какой-нибудь «шопчик» для местных и приезжих рыболовов, с удочками, блёснами, вымпелами для судов, ручными культиваторами, соковыжималками и мороженым.

Я быстренько позавтракал привычными уже сардельками и, одевшись потеплее, выскочил на улицу.

Выбежал на дорогу и тут же упёрся взглядом в дорожный указатель: «Музей Чёрного Смита».

Странно, что я не замечал этот знак раньше, хотя прошёл мимо него дважды за предыдущий день!

 

И хотя указатель стоял на перекрёстке двух дорог, для меня выбора уже не осталось. Музей, так музей. Пусть и деревенский.

Раз уж погода всё ещё бушует – осмотрю музей Уилларда Кэррола.

Мне надо было хоть сколько-нибудь реабилитироваться после О. Музей в том посёлке я, можно сказать, и не видел вовсе, хоть и спал в нём целую ночь.

И я отправился вниз по течению реки из асфальта, пополам с дождевой водой.

Следующей достопримечательностью деревни стал напрочь закрытый кафе-паб.

В качестве паба,  особенно в это раннее по норвежским меркам время, он мог не работать сколько душе угодно. Спиртного я всё равно не пью, тем более так рано.

Но в качестве кафе, ему стоило бы открыться для одинокого туриста из России! В такую погоду, я наверняка не отказался бы от бокала хорошего латте.

 

Ещё чуть дальше, мной была обнаружена, торчащая из дверного проёма, изящная кормовая часть.

Пусть старушка была уже не молода, но всё же этот ракурс показался мне привлекательным.

 

Из гаража, вследствие несовпадения желаемого с действительным, торчал почти на четверть настоящий Fleetwood Eldorado 1967 года!

То-есть старый Cadillac, собственно говоря.

Несмотря на ржавчину, кое-где тронувшую авто, машина смотрелась весьма необычно. Впрочем, как и сам гараж, с навалившейся на него скалой.

 

Мысленно пожелав старушке найти себе хорошего врача, я отправился дальше.

По моим представлениям – на сегодняшний день, основу флотилии Сюнда представляют такие вот небольшие катера, набитые сейнерным оборудованием.

 

Экипаж в три-четыре человека вполне успешно управляется с работой, а при большом желании, можно, наверное, справиться и вдвоём. Была бы рыба!

Не скажу, что в Сюнде в то утро кипела жизнь.Народу на улице не было вовсе. Из окон домов никто не выглядывал. И магазинчик со старыми бочками из-под пива у крыльца казался заброшенным давным-давно.

Именно в Сюнде я вдруг заметил то, на что особо не обращал внимания до этого – как много заброшенных домов в этой части Норвегии!

 

Как только я понял, что вижу эти следы заброшенности постоянно, на всём моём пути по Лофотенам, подобные картины начали сами лезть на глаза.

Видимо и здесь – на краю земли, в этом живописном, суровом крае, трудно удержать людей от бегства в более благоприятный климат, в города, к цивилизации и комфорту.

Я спускался вниз по улице, в уже достаточно сумеречном настроении, как вдруг мне навстречу, наверх, в гору, промчался огромный, белый туристический автобус! Это чудовище с трудом вписывалось в узкую для него дорогу, но, тем не менее, скорости не сбавляло даже на крутых скальных виражах.

Голодно ревя мотором, жадно сверкая фарами, монстр пронёсся мимо меня, заставив отступить на обочину. Пришлось проявить даже кое-какую прыть, чтобы не быть съеденным заживо!

Но не успел звук мотора стихнуть, а я прийти в себя, как сверху, с горы, опять послышался рёв, и, обдав меня холодными брызгами, с горы к морю пронёсся ещё один автобус. Такой же здоровенный, только синий. По виду – родной брат предыдущего альбиноса.

До сих пор ума не приложу, как им удалось разминуться на такой узкой дороге? Не иначе как они проехали разными измерениями!

Несмотря на весь сюрреализм происходящего, я взбодрился. Если тут бегают такие монстры, значит я не одинок во всей этой пустынной округе!

Ещё один поворот дороги, и где-то послышалось механическое, равномерное «Трам-трам-парам-парам!», а прямо передо мной, странными грибами-мухоморами, выросли несколько деревянных сарайчиков, окружённых целой толпой народа! Здесь же стоял и тот самый синий автобус, на котором приехала вся эта толпа.

Стало понятно – это и есть местный музей.

И, видимо, достаточно часто посещаемый туристами.

 

Я смешался с толпой, бродившей среди сарайчиков.

Звук «Парам-парам» раздавался откуда-то оттуда. Он звал меня словно пение Сирен! Меня так и манило выяснить, что же это всё-таки за звук?

И, взяв камеру на изготовку, я пошёл искать его источник.

Я старался снимать происходящее на камеру как можно дольше и больше, но туристов было много, они суетливо бегали туда-сюда, предупредительно останавливаясь всякий раз там, куда я хотел направить объектив, и ойкали, неожиданно оказавшись в кадре. В общем, условия для видеосъёмки были не самые лучшие.

Но я всё-таки нашёл источник звука! Им оказался старый судовой дизель, запущенный на малых оборотах.

 

Вообще, судовых двигателей здесь оказалось достаточно много. И много действующих!

Даже среди самых старинных, находились такие экземпляры, дымовые трубы которых были целы и выведены на улицу. А это был хороший признак того, что мотор рабочий.

Вот небольшая подборка музейных судовых дизелей (самый старый – 1901 год!):

 

 

 

 

 

 

 

Здесь же были выставлены и старые лодочные подвесные моторы.

 

 

Лодочные моторы – моя любовь и слабость, ещё с детских лет. Наверное, потому что у меня их никогда практически не было.

То есть один-то, конечно, был…

 


Немного истории:

У меня дома, в стенном шкафу, много-много лет хранился подвесной мотор «Москва-М» – всё, что осталось от нашего ладожского баркаса.

В давние советские годы, люди часто увлекались самостоятельным изготовлением лодок. И не без успеха!

В славном посёлке имени Морозова, что под Петербургом, этим занимались многие. Все, кто мог достать много материала под названием «марля» (вряд ли можно было тогда достать стеклоткань в больших количествах) и много эпоксидного клея, занимались подобным судостроительством.

Лодки, вышедшие из-под рук таких мастеров, были очень лёгкими, ходкими под тогдашними слабосильными двигателями. Но в тоже время достаточно хрупкими – подводных камней они не любили жутко!

Вот таким был и наш баркас, изготовленный папиным хорошим знакомым. Правда, пробыл у нас баркасик недолго – через некоторое время после спуска на воду он был украден и исчез бесследно.

А вот «Москва», запертая на тот момент в сарае, сумела пережить кражу, и ещё долго-долго, вплоть до следующего века, стоя в шкафу, дразнила меня своим видом и запахом.

Единственное, что меня удерживало от экспериментов с этим мотором – его непомерный вес. Это сейчас кажется, что тридцать килограмм, это не так уж и много. Но в детстве, играть такой игрушкой было очень опасно – уронишь на ногу, не соберёшь потом. Ногу, скорее всего. Свою, естественно.

(Для людей, незнакомых с лодочными моторами, поясню, что то, что они прочитали чуть выше – игра слов. “Ногой” у такого мотора в просторечии называют “дейдвуд” – конструкцию, соединяющую двигатель и движитель – блок цилиндров сверху и гребной винт снизу. На обложке книги “нога” изображена в голубом цвете)

Но сам факт подобного соседства побудил меня к полезному чтению!

Как только я стал постарше и начал осознавать, что за сокровище хранится в нашем шкафу, то тут же заболел теорией плавания на маломерных судах! Вся литература на эту тему, какую я смог найти дома, была прочитана вдоль и поперёк.

Я изучил книжку Жарова А.П. «Устройство и эксплуатация подвесных лодочных моторов», как не изучают в школе даже «Муму»!

 

Я спал в обнимку с «Лоцией реки Нева» 1961 года, с правилами судовождения! Я даже подумывал, как умудриться запустить «Москву М» в домашней ванне, и делал проектные чертежи!

Но время шло. Никаких способов осуществления моей мечты не находилось.

И запал потихоньку иссяк, уступив место другим интересам. Оставив, впрочем, после себя стойкую любовь к моторным лодкам и уважение к людям, их строящим и ими управляющим.


 

Но вернёмся обратно, в пасмурный и ветреный июльский день, в музей деревеньки Сюнд.

Может быть, конечно, музей и числился каким-нибудь донельзя деревенским и краеведческим, но там и в самом деле было на что посмотреть!

Например, на такую вот китобойную гарпунную пушку из Кабельвог.

 

Или на полуметровый китовый позвонок.

 

На коллекцию гребных винтов, оттеняющую гордость музея – старинное, кованное вручную швартовое кольцо.

 

Бродя между музейными бараками, я даже и не сразу понял, что вижу перед собой не художественную инсталляцию из картона и папье-маше, а настоящий гребной винт! Довольно крупных размеров.

 

Вместе с тем, любуясь на этот громадный движитель, я почувствовал нечто неладное.

Что-то вдруг начало меня беспокоить. Какое-то неосознанное, странное чувство, отзвук мысли, пытающейся выбраться из глубин моего мозга на поверхность.

Видимо, пробудила во мне что-то вот эта надпись!

 

Не знаю, что именно хотели мне сказать этой надписью сотрудники музея? На что намекали?

Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен указующий перст. В отдельном маленьком сарайчике, сквозь несоразмерно большое стекло, проглядывала какая-то мебель. Вроде бы стул, стол, но за стеклом никого не было.

Я пожал плечами и отправился осматривать музей дальше.

Ну не понимаю я намёков! Согласно старинной русской традиции.

Отдельное полутёмное помещение экспозиции напоминало скорее свалку в старом сарае. Наверное, она изначально таковой и была.

Непонятные макеты, схожие с рукоделием школьников,

 

соседствовали со старыми парусами и засушенными мордами морских гадов.

 

Ничего особенного.

Канаты, кадки из-под солёной трески, поплавки от сетей и прочий хлам.

Но вдруг мне на глаза попалось нечто такое, что заставило меня подпрыгнуть чуть ли не до потолка от неожиданности! Я мимолётно увидел что-то до боли знакомое и родное! Всего несколько букв на пожелтевшей от времени гравированной табличке:

«RUSSISK».

«Русский»!

Мне стало нестерпимо любопытно – что же такое было там написано про нас, про русских?

И я стал читать, чуть ли не облизывая табличку:

 

Leider fra russisk trelastdamper, “General Suvarå”

Слава Богу, на ней было написано и по-английски: «Лестница с русского парохода «Генерал Сюваро».

Табличка и в самом деле была приколочена к маленькому трапу или куску трапа из почерневших, старинных досок.

 

Недоумевая, что сей сон означает, я вгляделся в изображение парохода, идущего при сильном попутном ветре.

Никаких идей не возникло. Никаких ассоциаций с фамилией Сюваро не проявилось.

Подивившись на странное появление трапа с какого-то русского парохода в забытой Богом деревушке на окраине Круга Земного, я отправился дальше.

На улице всё так же звучало нескончаемое «Трам-парам» судового дизеля, но в этот звук время от времени вдруг начинали вплетаться другие механические звуки – то сильный стук швейной машинки, то какое-то учащённое пыхтение.

В отдельностоящий сарайчик валил народ. Ну, и я – примазавшийся, отправился туда же!

В сарайчике туристы стояли плотным кольцом, обступив место проведения неких ритуалов. Здесь было Царство Чёрного Кузнеца – “BlackSmith”, что собственно и означает – “работник с чёрным металлом”.

Не знаю, почему вдруг, в некоторых странах, кузнецы по чёрному металлу выделены в отдельную касту?

На Руси всегда было так: «Лужу, паяю, ЭВМ починяю! Надо ковать чугуний? Будем ковать чугуний! Надо ковать ляминий? Будем ковать ляминий! А кто не хочет ковать ляминий, получит молотом по чугунию!»

Но в любой стране мира, в любом месте, кузнецы всегда были сродни магам и волшебникам!

С точки зрения пассионариев, кузнец, отковывая подкову, не только подкову поковывал и ею кобылу подковывал, но и одновременно совершал некий магический ритуал!

Совершал ритуал и местный Бляксмит. Но на сей раз, такой ритуал, который я про себя назвал «Кузнечной Клоунадой».

С шутками-прибаутками! Прыжками от горнила к механическому молоту и обратно! С художественным звоном молотком по наковальне и остальному оборудованию!

Кузнец потешал публику, как мог.

Публике нравилось! Даже в наш «прасвищоный» век, пассионариям нравится глядеть, как раскалённый металл плющится и гнётся на наковальне!

 

Надо отдать должное кузнецу – его работы, выставленные публике напоказ, были не лишены художественности и тонкой самоиронии. Может быть, даже слишком тонкой.

 

Мне творения кузнеца напомнили смесь комиксов Херлуфа Бидструпа с нашими старыми пластилиновыми мультфильмами про Тяпа и Ляпа.

Однако, халявному экскурсанту, выбравшемуся из жарких объятий кузницы, нужно было подышать свежим морским воздухом, и я отправился вокруг музея, чтобы ещё раз взглянуть на него со стороны.

 

Честно говоря, окрестностям музея не помешала бы хорошая приборка – за долгие века хлама здесь скопилось много.

 

Но видно, что лежал этот хлам не просто так, а согласно старому деревенскому правилу – «не выбрасывать ничего, когда-нибудь, да пригодиться».

Я обогнул музейный полуостров справа, поснимал его издалека.

 

И тут заметил, что море уже не кажется таким бурным и пустынным.

Хоть волны и били в берег с большой силой, но волнение явно стало меньше. Более того – я увидел в бухте уходящую вдаль моторную лодку!

Колебаться и раздумывать было некогда! Надо было бежать к мистеру Херманну и требовать свою честно арендованную моторку!

Пока я бежал вприпрыжку к месту своего обитания, у меня было время позвонить моему гостеприимному варяжскому хозяину. К моему счастью, мистер Херманн не возражал против того, чтобы его русский гость испытал на своей шкуре ласки не до конца успокоившегося моря.

Я, практически тут же, был отвезён на пирс, у которого стояла лодка. Обычная пластиковая посудина с 25-сильным мотором «Маринер».

Инструктаж много времени не занял:

«Подкачиваем грушей бензин, если мотор не прогрет, ставим рычаг газ-реверса на холостой ход, включаем выключатель зажигания и дёргаем шнур. Едем! Чтобы остановить двигатель, выключаем включатель зажигания».

В принципе, управление этой лодкой оказалось раз в десять проще, чем управление баркасом «деда» Хальварда, на котором мы целой командой плавали в прошлом году.

 

И хоть на дизельном двигателе этого баркаса и стоял электростартёр, но само управление поначалу вызывало у меня трудности.

Для того, чтобы тронуться с места после запуска, приходилось, отрегулировав обороты одним рычагом, другой рычаг – реверс, толкнуть ногой в желаемую сторону, и третьим рычагом… не помню, честно говоря, что там было с третьим рычагом, но к этому мы привыкли быстро.

Но вот управлять баркасом, то есть – задавать курс приходилось штурвалом, расположенным не как у обычных судов и автомобилей, а вдоль борта.

То есть, чтобы повернуть направо, нужно было крутить штурвал вперёд, а налево – крутить его назад.

Первая моя самостоятельная поездка на данном виде транспорта чуть не закончилось плачевно.  Я чуть не разбил нос баркаса о пирс, а сердце нашего «деда» мистера Хальварда Штенвика (Hallvard Stenevik (Bekkjarvik, Selbjørn)) о собственную неумелость.

Но постепенно мы освоились, и даже почувствовали себя закалёнными морскими волками!

К тому же, баркас оказался просто сказочной посудиной! Остойчивой на любой волне, несмотря на наличие шести человек, весом от шестидесяти до ста пятидесяти килограмм, стоящих с удочками по одному борту.

Так что управление на лодке мистера Херманна, после баркаса мистера Хальварда, показалось мне родным, близким и простым, как три копейки. Тем более, что именно при виде этого управления у меня в памяти вдруг всплыл весь прочитанный в детстве материал по лодочным двигателям и маломерным судам. Ярко и отчётливо вспомнилась лоция реки Невы и правила судоходства!

Позвольте, в связи с этим, обратиться с речью к нашим родным детям:

«Дети! Вы всё ещё уверены, что вам никогда в жизни не пригодятся изучаемые в школе правила исчисления интегралов или закон Ломоносова-Лавузье? На вашем месте, я бы не был столь категоричен! Жизнь показывает, что самые глубоко забытые знания неожиданно всплывают в голове, когда для этого приходит время. И они оказываются нужными. Более того – жизненно необходимыми!

Даже если вы собирались всю свою жизнь проработать на ответственной, почётной и нужной нашей родной стране должности младшего дворника»

Подкованный таким образом и заново обретший необходимые знания прохождения створных знаков и правила расхождения судов, я быстренько собрал удочки и отправился на рыбалку.

Для начала, я вышел из бухты Сюнд (Sundvågen),той самой где стояла лодка, прошёл мимо острова Litlsoløya и остановился где-то прямо посреди залива Sundbøen. То есть почти что на открытой воде.

 

Несколько моторок с местными рыбаками и катер с приезжими немцами, проплыв мимо меня, отправились куда-то за остров Kunna.

Но я решил пока не поддаваться стадному инстинкту, а просто хотя бы намочить удочки.

Ветер всё-таки дул ещё прилично. Причём со стороны берега.

Стоило остановить мотор, и лодку начинало достаточно быстро уносить в сторону моря. Мысленно отметив себе пределы залива, за которые мне выходить не стоило, я забросил снасти прямо в центре местной акватории.

«Палка, верёвка, крючок, червячок».

За тысячи, а может и миллионы лет, удочка для рыбной ловли не претерпела каких-либо серьёзных изменений.  Ну, может быть, стала технологичнее.

Естественно, стала более дорогой. Мой сегодняшний несравненный джиговый спиннинг Hardcore II от Ron Thompson, конечно, на десять порядков удобнее, легче и прочнее моей первой удочки, самостоятельно изготовленной в детстве из берёзового ствола.

Но и в сотни раз дороже! А вот удовольствие они доставляют одинаковое – и та, и другая.

Но если к берёзе я привязывал леску 0.05 от завода имени Н.С. Лескова, крючок номер семь производственного объединения «Красный крючкотворец» и поплавок от Ленинградского завода шампанских вин, то с джиг-спиннингом такое дело не прокатывает.

То, что мне приходится использовать сейчас, земля и небо, каменный топор и лазерная лесопилка по сравнению с теми детскими шалостями.

На кончик лески-плетёнки 0.5, продетой сквозь кольца спиннинга, я привязываю небольшой карабинчик. А к карабину уже можно прикрепить любую нужную снасть.

Все эти «нужные снасти», представляют из себя куски обычной лески-мононити двухметровой длины.

Поскольку мой Hardcore имеет длину два метра десять сантиметров, а карабин не проходит сквозь маленький «тюльпан» спиннинга, то два метра на оснастку – самое «то»!

К одному концу этого двухметрового куска я прикрепляю витое колечко для крепления оснастки к карабину. А к другому концу, тоже на отдельный карабин, вешаю пилькер грамм на триста-пятьсот с тройником.

И к самой леске, на равномерном расстоянии, вяжу три-четыре поводка с приманкой. Или мормышки на скумбрию, или силиконовые «червячки» на треску, «октопусы», блёсенки, в общем всё, что продаётся в магазинах.

Эту оснастку «в сборе» можно намотать на пустые катушки из-под лески и возить с собой, используя по необходимости.

При подобном подходе, можно очень быстро и просто поменять набор приманок, подобрав тот, который именно в этот день, именно в этой фазе луны, именно при этом ветре, будет вызывать у капризной и разборчивой рыбы наибольший ажиотаж.

Пока я плескался в центре залива Сюннбойн, ажиотажа у рыбы моя наживка как-то не вызывала. Пара мелких рыбок, вот и всё, что мне удалось поймать минут за тридцать.

Но, пока я возился с мелочью, из-за гор, окаймлявших залив, показалась чернющщая туча. Она стремилась во что бы то ни стало перевалиться через горы и показать всем, где зимуют раки.

Ветер ещё немного окреп и мне стало как-то не по себе. Больше всего я боялся, что меня сильным ветром отнесёт от берега в открытое море.

Испытывать судьбу мне не хотелось и я, заведя мотор, пошёл в сторону той самой бухты, где ловил вчера с берега. Где над водой высился мост Kåkernbrua.

 

Мой манёвр подарил мне интересное открытие – с моста тоже можно ловить рыбу!

Два молодых человека пытались что-нибудь поймать с помощью удочек с длинной-длинной леской. Учитывая высоту над уровнем моря, на которой эти молодые люди стояли, им приходилось на каждом забросе наматывать по сто метров лески. А может и больше!

И я порадовался про себя, что вчера не пошёл ловить на этот мост неподготовленным. Поблеснил и так, с бережка.

Причём, скорее всего, за вчерашний день я выловил всю рыбу, живущую в этой бухте! Все три маленьких тресочки!

Воды бухты-пролива Ишленниньен (Islendingen) были пустынны. Видимо, все три трески, отпущенные мной в родную стихию, отдыхали от вчерашних трудов праведных.

Но, к моей радости, чёрная тучища, ударившись о горы, как-то бесследно исчезла. Рассосалась, как спайки под взглядом Кашпировского. И пусть небо оставалось пасмурным и дул ветер, но мне было уже не страшно.

А, как только пропал страх, тут же появилось беспокойство: «А где же моя рыба?!»

Вернуться домой не солоно хлебавши не хотелось. И я, здраво рассудив, что местные-то уж знают где ловить рыбу, отправился за остров Kunna – туда, куда уехали моторки местных жителей и катер немцев.

 

К моему недоумению, все упомянутые лица собрались редкой стайкой у южной оконечности острова. Радости на этих лицах что-то видно не было.

Стараясь держаться подальше от бившего в берег острова прибоя, рыболовы терпеливо макали свои удочки в бурные волны. Но что-то без толку.

Я пристроился невдалеке и тоже решил набраться терпения.

Набрался, и, от нечего делать, стал размышлять:

«Рыба – она же не дура!

То есть она, конечно, дура, что не хочет клевать, но она же не совсем глупая, чтобы стоять под берегом, на который с грохотом обрушиваются тонны воды! Её же должен беспокоить этот грохот, она же не глухая!

То есть, она, конечно, глухая как пробка, но чувствует вибрацию прибоя всем своим телом.

А какое, скажите, животное, включая человека, долго выдержит подобное издевательство над собой и не слиняет подальше от берега, наплевав на все ареалы и места обитания. Если только совсем глупое!

А рыба – она же не дура!

То есть она конечно дура, что не хочет клевать…»

Чтобы не пойти в своих размышлениях по второму и третьему кругу, я решительно завёл двигатель и отправился на противоположную сторону залива. Туда, где высоко над водой работали дорожные строители.

Здраво рассудив, что шум дорожной техники и взрывные работы не так сильно обеспокоят рыбу, как прибой.

 

И я оказался прав! Буквально за час-другой я наловил больше рыбы, чем за первые два дня на западе Норвегии в прошлом году!

Плохо помню, что это была за рыба, скорее всего, сплошная сайда.

Это, конечно. не отменяло полученного мной удовольствия. К тому же, в конце концов, моё упорство было вознаграждено!

И не осознанием того, что мне на крючок всё-таки попалась роскошная треска! Даже две – побольше и поменьше. А тем, что когда я выволок рыбу на берег, причалившие рядышком немцы, посмотрев на мой улов, уважительно сказали: «Оу!»

Сами они в тот день не поймали совсем ничего.


Немного истории:

Помните загадочную табличку на загадочном трапе в музее?

Загадка русского парохода объяснилась уже в Санкт-Петербурге, через год после моего возвращения домой.

Честно говоря, я просто забыл про этот пароход. Он сам напомнил о себе!

Вглядываясь в сделанные в музее фотографии, прежде чем писать эти строки, я вдруг подумал, что норвежское «Suvarå» мне что-то очень напоминает.

Суворов? Да, конечно!

Каждый школьник знает, что Суворов был фельдмаршалом и генералиссимусом!

Но генерал?

Естественно, можно списать всё на трудности перевода – дескать: “Может у норвежцев не было никогда фельдмаршалов? Вот они и обозвали его генералом!”

Но куда, в таком случае, делась буква «В» из фамилии «Суворов»?

И я стал рыть интернет, в поисках хоть какой-то зацепки.

Для начала, стал просто искать судно с похожим названием. Какой-нибудь лесовоз. Ведь на табличке был изображён именно лесовоз, гружёный брёвнами!

Но лесовоз упорно не находился. Зато я обнаружил несколько замечательных кораблей, носивших имя легендарного полководца:

Броненосец “Князь Суворов», героически погибший в Цусимском сражении.

Шлюп «Суворов», на котором Михаил Петрович Лазарев совершил кругосветное плавание в начале 19 века.

Теплоход «Александр Суворов», затонувший при трагических обстоятельствах в 1983 году.

Пароход «Фельдмаршал Суворов», ходивший по Волге.

Буксир МРП «Суворов»

Буксир «А.Суворов» на Двине.

Нужного мне «Генерала Суворова», что-то не находилось.

Может быть и впрямь, не Суворов, а Сюваро? Или, может и впрямь – трудности перевода?

Но, ни норвежский «Suvarå», ни русский Сюваро, тоже не дали никакого ответа.

Пришлось пробовать определить судно по обводам.

Дело всё в том, что суда большого размера очень редко строятся в одном экземпляре. Если пароход не идёт ко дну тут же, у пирса, то кораблестроитель старается моментально заложить целую серию подобных.

Видимо, это даёт ощутимую экономию и упрощение в работе. Главное – найти клиента!

И клиенты чаще всего находятся.

Тогда-то и появляется возможность определить по внешнему виду судна – его строителя. И определить по реестрам этого строителя судьбу самого судна.

К тому же, многие корабли меняют название не один и не два раза за свою жизнь. Так что, узнать по одному только названию, в каком-нибудь пароходе «Баку» – пароход «Коккинаки», а пуще того – пароход «Наркомвод», а ещё круче того – пароход «РупВод» (а это всё реальные названия одного и того же судна), практически невозможно!

Но и обводы представленного на табличке лесовоза ничего мне не дали. Суда такого типа я нашёл, но среди них не обнаружилось ничего похожего на «Генерала С».

Пора было впадать в отчаяние!

И вдруг, среди просматриваемого мной какого, сотого по счёту, форума со специалистами по пароходам, я вдруг обнаружил фотографию, ставшую для меня откровением.

Среди тщательных описаний многих и многих кораблей, вплоть до подробного рассказа о нелёгкой судьбе какой-нибудь угольной баржи, вдруг проявилась одна единственная фотография с подписью внизу: «ГЕНЕРАЛЪ СУВОРОВЪ».

 

Великолепный пароход, может быть госпитальный, судя по кресту на трубе.

Во времена войн, частенько, пароходы принадлежавшие частным лицам реквизировались армией и превращались в плавучие госпитали для раненных солдат.

Вот только внешний вид этого парохода никак не напоминал тот, который красовался на табличке, приколоченной к трапу в норвежском посёлке Sund.

У этого, на фотографии, был более изящный корпус, двойной ряд шлюпок, филигранный гальюн, выполненный заодно с носовой частью. И отсутствовали какие-либо надстройки на корме!

Ну не годился это красавец на роль лесовоза, хоть тресни!

Но больше никакой информации на форумах не находилось. Корабль был, фотография была, а информации о нём – никакой!

Но к тому времени, я уже завёлся – мне уже до зарезу было необходимо знать судьбу «Генерала Суворова», о нём ли – не о нём вещала табличка в музее.

День за днём я рыл интернет. Разыскивая хоть какое-нибудь упоминание о судне «Генерал Суворов», «Генералъ Суворовъ» или «General Suvorov».

Не находилось ничего. Совсем ничего. Как будто и не было такого судна! Как будто я глядел на фотографию корабля-призрака!

От огорчения я начал изучать причал у которого стоял «Генералъ».

Поначалу, это место мне напомнило Таллинн. Шпиль, торчащий справа от носовой мачты, чем-то напоминал шпиль Олевисте – Церкви Святого Олава.

Но пропорции были совсем не те. И к тому же, там – у причала, на фотографии были видны крепостные башни!

А башни таллиннской крепости не могли находится в такой близости от воды! И вообще – они должны быть справа, а не слева от Олевисте, если смотреть от берега!

Я перебрал все доступные мне по памяти портовые города, в которых могли высится хоть какие-нибудь шпили. Стокгольм, Осло, Хельсинки… Санкт-Петербург… Ни один из них не годился на роль гавани для «Генерала Суворова».

И тут мне пришло в голову, что у царской России был ещё один порт, близкий к Скандинавским странам.

Рига!

Город, в котором я был первый и последний раз году этак в 1978-м. И то – проскакав по нему галопом.

Зашёл в Гугловские фотографии и – о, чудо! Всё начало вставать на свои места!

Шпиль один в один сошёлся со шпилем англиканской церкви Святого Искупителя. Две башни справа оказались башнями Рижского Замка – нынешней резиденции Президента Латвии.

Одна башня стояла тогда и стоит по-прежнему в шапке, а вторая – без, олицетворяя таким образом внутреннюю и внешнюю политику государства.

Теперь я мог, в точности до сантиметра, указать место швартовки парохода на Набережной «11-го ноября», сбегающей к морю вместе с полноводной красавицей Даугавой!

Оставалось набрать в том же Гугле три заветных слова: «General Suvorov» Riga.

И чудо свершилось!

Я сразу же получил несколько ссылок, правда Гугл сам чуточку подправил написанное мною: «General Suworow» Riga».

Это было, как гром с ясного неба!

Я снова бросился рассматривать фотографию! И в самом деле! На не очень чётком снимке, при достаточно сильном увеличении, с большим трудом, но можно было разобрать, что латинские буквы по борту судна имеют именно такой вид – SuWoroW!

Охваченный исследовательской лихорадкой, я окунулся в дебри интернета и тут же наткнулся на упоминание о нелёгкой судьбе «General Suworow» из какого-то англоязычного реестра:

«On 5th August 1919 she was wrecked at Flakstad Island, Vestfjorden, Lofoten Islands during a voyage from Archangelsk to the Tyne in ballast. All nineteen crew and a dog were saved. At the time, she was transiting the safer inland passage. »

Чувствуя себя Жаком Элиасеном Франсуа Мари Паганелем, держащим в руках подпорченное водой послание, извлечённое из акульего брюха, я принялся изучать текст:

«Пятого Августа 1919 года судно потерпело крушение у острова Флокстад, Западный Фьорен, Лофотенские острова, в рейсе из Архангельска в Тайн(Англия) «in ballast» («под грузом»? «вода попала в балластные отсеки»??). Все девятнадцать человек экипажа и собака спасены.  Во время крушения, судно следовало безопасным(правильным) внутренним фарватером»

ЙЕСССС!!! Вот оно!  Срослись концы с концами!

Я нашёл-таки тот самый пароход!

Оставалась мелочь – выяснить историю судна!

Концовку истории я знал. Она не была хорошей, но и слава Богу, не была трагичной! Все спаслись, включая судового пса.

Но каким ветром занесло сюда русский латвийский пароход?

Это удалось установить уже довольно быстро. Но… начнём мы от сотворения!

Итак!

В 1869 году, в Англии, в местечке Палльон (Pallion), что в Сандерленде, некий Джордж Шорт (George Short) основал кораблестроительную фирму, которую не мудрствуя лукаво нарёк Short Brothers Limited.

Сначала его фирмочка клепала деревянные посудинки, потом, после долгих и кропотливых трудов, стала уже фирмой и вылезла на гребень волны, начав стругать уже железные струги!

Даже на одной из парижских выставок, отхватила за это Золотую Медаль!

 

Кораблики, стругаемые Шортами, так понравились местному баронету сэру Джеймсу Нотту (James Knott), владевшему по случаю пароходной компанией «Принц», что тот заказал целую серию пароходов, которая была названа «Линией Принцев» (Prince Line).

Вот в этой самой «Линии» из множества кораблей-принцев, и был в 1888 году построен пароход под названием Scottish Prince – первый из пяти Scottish Принцев, созданных фирмой Шортов в разные годы.

Элегантные паровики тех времён могли нести на своих двух мачтах парусное вооружение. Для того и носовые части этих кораблей были украшены гальюном, на котором можно было крепить бушприт, несущий косые паруса – кливера.

 

(SteamShip Magnus Mail (Bros.Short Ltd) 1889 год)

 

При чём здесь какой-то Скотский Принц, спросите вы?

Да дело-то всё в том, что в 1907 году этот самый первый из Шотландских Принцев был продан Матушке России, пароходству Братьев Зееберг в Риге.

И переименован тут в «Генерала Суворова».

А после Революции, в 1918 году, англичанам захотелось вернуть пароход обратно в родные пенаты. И они его просто реквизировали, как бесхозное имущество.

Впрочем, подобных – реквизированных Англией русских судов, в тот год было множество! Но, в 1919 году, пароход всё-таки вернулся к своим рижским хозяевам, и продолжал ходить в Архангельск и в Тайн, пока не сел в тумане на мель и не стал жертвой собственного кораблекрушения.

Труба «Генерала Суворова» была украшена крестом вовсе не из-за того, что судно стало госпитальным. По всей видимости, широкий красный крест на желтоватом поле какое-то время являлся флагом пароходства Братьев Зееберг.

 

Вот фото ещё одного «Генерала», принадлежащего рижской фирме – парохода «Генерал Скобелев»

Именно такого типа судно было изображено на табличке в Сюнде. И скорее всего, это был именно «Генерал Скобелев», художник чуть-чуть перепутал.

А что касается «странного» звания «Генерал», то ведь не родился же Суворов сразу фельдмаршалом и генералиссимусом! Он родился сразу… рядовым мушкетёром!

И прошёл все ступени тогдашней карьерной лестницы, не пропустив и генеральское звание, в том числе.

Так что, такие названия кораблей, как «Рядовой Семёновского Лейб-Гвардии полка Суворов» или «Поручик Суворов» или даже «Обер-провиантмейстер Суворов» не погрешат против истины.

Всеми вышеозначенными лицами Александр Васильевич был. Правда в разные годы своей богатой на события жизни.

Я не считаю, что расследование судьбы парохода «Генералъ Суворовъ» подошло к концу.

Но теперь этим делом могли бы заняться люди, имеющие пропуск в различные архивы. Потому что в этой истории осталось несколько загадочных моментов.

Например – каким образом судно, согласно некоторым данным, «село на мель в тумане», при этом «was transiting the safer inland passage», то есть двигаясь фарватером?

Какова дальнейшая судьба девятнадцати человек экипажа?

Может быть, некоторые остались в Норвегии? Может быть все они вернулись обратно в Латвию? В те бурные годы, чего только не случалось в жизни!

И какова судьба корабельной собаки?

Кто знает, может быть в жилах лофотенских собак, с тех пор течёт и русско-латвийская кровь?

Кто знает, какие открытия, приключения и интересные находки, кроме старого трапа, ожидают исследователя судьбы парохода, носившего славное имя Александра Васильевича Суворова!

 

Глава 12. Мы на лодочке катались