Глава 4
Вообще-то, терять сознание дядя Вася в принципе не умел. Не случалось такого ни разу, хотя в его нелёгкой инженерно-технической жизни бывало всякое.
Вот и теперь – даже грохнувшись спиной со всего маху о странного разноцветного робота, да так, что дух вышибло вон вместе с мыслями, сознание он не потерял.
Но вот мысли, какие были, потерял точно, и теперь висел, увязнув в хитросплетении каких-то шлангов, проводов, манипуляторов, и не реагировал на окружающее.
То есть, окружающее вокруг него как бы и было, но сам дядя Вася во всём этом «окружающем» как-то не присутствовал. Не ощущал в нём сам себя.
Перед его не совсем чётким взором, или может быть и не взором даже, удалялась Станция. Сияющее разноцветными огнями нагромождение геометрических фигур, появлялось, проплывало мимо, и снова, вращаясь в разных плоскостях, исчезало на фоне звёзд.
А сами звёзды вдруг приблизились! Стали огромными раскалёнными шарами! Туманности, созвездия, пульсары, и даже чёрные дыры обрели имена и собственные мелодии! Эти мелодии хоть и звучали на разные голоса, но непостижимым образом сплетались, сливались в одну Великую Симфонию Вселенной, в которой даже резкие диссонансы квазаров лишь оттеняли затейливый, могучий распев.
Но дяде Васе было не до звёздных концертов, потому что его слух и внимание было приковано к странно знакомому женскому голосу, звавшему его по имени:
«Дядя Вася! Васечка! Миленький! Ну, помоги мне хоть чуть-чуть! Я же одна тебя не вытащу!»
«Мама?» – слегка отстранённо и чуть удивлённо подумал дядя Вася.
И это была его первая мысль.
Своей мамы Василий не помнил абсолютно! Может быть даже и не видел никогда. Точнее – видел, но только один раз – в свой первый день рождения. Но и этого он не помнил, и помнить естественно не мог.
Себя он помнил, более-менее чётко, лет этак с пяти-шести, но при этом никаких родственников ни близких, ни дальних никогда рядом с собой не замечал.
Это, конечно, не значило, что где-то каких-то родственников у него не было вовсе! Может и были.
Но всегда дядю Васю окружали лишь воспитатели, учителя, товарищи по играм, учёбе, работе. Всю свою жизнь он так и рос – сначала круглым, а потом и квадратным в плечах сиротой.
Женский голос звал, не давая уйти его разуму в просторы космоса.
И этому голосу вторил ещё один – странный младенческий, то ли смех, то ли плач. То ли просто детский лепет.
Эти два голоса назойливо тормошили, надоедали, отвлекали от самосозерцания, и дядя Вася, наконец, начал осознавать, что висит в открытом космосе и кто-то куда-то пытается его тащить, прося о помощи.
Кому-то надо было помочь! И тогда дядя Вася напряг всё, что у него ещё работало.
«Всё» – это оказалась правая рука. Она одна среагировала на призыв о помощи. Но и это уже было неплохо! И инженер по коммуникациям, ухватившись за коммуникации, которыми был оплетён, начал вытаскивать себя.
Вытянуть руку. Сжать ладонь, ухватившись за шланг или провод. Согнуть руку, подтянув тело на полметра. Отпустить шланг, разжав судорожно стиснутую ладонь. Вытянуть руку снова. И так повторять, и повторять до тех пор, пока…
Пока… что?
Конца и края этой работе не было видно. Но чем дольше работала рука дяди Васи, тем лучше у него это получалось – затихали звуки Вселенной, звёзды отдалялись, занимая свои исконные места. Смолкали женский голос и детский лепет, уступая место обычной тишине космоса.
Но вот звёзды исчезли совсем, скрытые за тяжёлой крышкой какого-то люка.
Зашипел воздух, разгоняя по углам звёздную пыль, и дядя Вася наконец-то смог свободно вздохнуть полной грудью! Он уже почти пришёл в себя и с удивлением разглядывал помещение, в которое его притащил неведомый спаситель.
Разноцветный «робот-Кубик» оказался станционным модулем внешнего обслуживания. Правда досконально переделанным.
Обычный Автономный Модуль Обслуживания Станции (АМОС) представлял из себя довольно просторный внутри, кубической формы аппарат – автономное обиталище техника и его помощника. Стены такого аппарата имели множество иллюминаторов по всем периметрам. А в самом центре стояла пара небольших простеньких пультов – навигационный и технический.
Всё свободное пространство обычно занимали системы жизнеобеспечения, способные поддерживать жизнь экипажа на протяжении нескольких недель, и даже месяцев, если потребуется длительная вахта.
Но то, что инженер по этим самым системам жизнеобеспечения видел сейчас, представляло собой хорошо упакованную, набитую оборудованием лабораторию какого-нибудь научного-исследовательского центра!
Шкафы с телеметрией и стойки с незнакомыми приборами громоздились вдоль трёх стен, занимали часть пола и заползали на потолок.
Тот, кто заполнял модуль обслуживания оборудованием, не ограничивал себя какими-либо рамками и условиями. Невесомость позволяла расположить всё это богатство как угодно.
А у четвёртой стены, около единственного оставшегося в наличии иллюминатора, стоял пульт. Чудовищных для такого маленького помещения размеров!
Торчащие из него рукоятки, джойстики, верньеры и выключатели угрожающе топорщились, делая пульт похожим на слегка полинявшего, ощетинившегося ежа.
Перед пультом высилось кресло. Необычное, явно не предназначенное для космических аппаратов. К тому же странно перекошенное, как будто его делали не для человеческого тела.
Дядя Вася висел посреди этого научно-технического бедлама в небольшом коридорчике, милостиво оставленном царящими здесь приборами для несносных и надоедливых живых существ.
Местное живое существо тоже присутствовало.
Над дядивасиным распростёртым телом стоял человек в скафандре и, судя по отчаянной жестикуляции, о чем-то дядю Васю вопрошал. Но сквозь шлем скафандра, затенённый золотистым светофильтром не было ничего не видно и не слышно.
Тогда дядя Вася поднял работающую правую руку и постучал себя пальцем по виску, прося неизвестного космонавта снять свой шлем, чтобы облегчить коммуникацию.
Фигура в скафандре на мгновение застыла в ступоре. Но потом до неё всё-таки дошёл потаённый смысл дядивасиного жеста.
Взвизгнули застёжки перчаток скафандра. Сброшенные резким жестом, перчатки отлетели куда-то в жадно раскрытые недра шкафов с оборудованием.
И космонавт, проделав обеими руками сложную манипуляцию в районе шеи, стащил, наконец, свой шлем с головы.
Василий слегка остолбенел.
Огромными, как ему показалось, глазами, полными странной смеси ужаса, восхищения и беспокойства, на него смотрела та самая девушка Зоя, с которой он ещё утром разговаривал в столовой. Не слишком-то любезно разговаривал, надо сказать.
И тут же, дядя Вася осознал, что снова может говорить:
– Ты?!.. Вы?… – вырвалось у него невольно.
Но больше он не успел сказать ничего.
Зоя бросилась, насколько позволяла невесомость, рядом с ним на колени и принялась ощупывать своими тоненькими девичьими пальчиками левую руку дяди Васи:
– Вася!.. Дядя Вася у тебя… у вас всё цело?
Дядя Вася с сомнением смотрел на попытку Зои прощупать сквозь его каменные мышцы, на месте ли кости в его руке? С таким же успехом можно было пытаться прощупать целость водопроводных труб под мраморными полами центрального здания Академии Наук.
Зоя вдруг на мгновение замерла и, неожиданно всхлипнув, сказала:
– Ты…Вы… вы же не дышали! Совсем!
Василий Семёнович вдруг понял, что может опять смеяться. И хрипло, с натугой рассмеялся:
– Ха-ха. Ничего страшного. Видела бы ты… вы… Слушай, а давай на «ты»? Обстановка, вроде бы неофициальная…
Реакция Зои поначалу его слегка озадачила:
– Нет… – она помотала головой, как будто отгоняла муху. Потом кивнула пару раз, опять всхлипнув как школьница. – Да…
И наконец, выдавила из себя шёпотом:
– Давай…
Дяде Васе стало сразу как-то легче:
– Видела бы ты, как нас гоняли по канализации в конце четвёртого курса на практике! Часик не подышать – это ерунда.
Зоя как-то жалобно посмотрела в глаза Василию:
– Не часик! С того момента прошло… много времени. И потом… без скафандра, без шлема, в космосе! Вы… Ты… ты меня извини, что я тебе под руку… Я просто… Мне просто… Но ведь человек так не может?!!
Дядя Вася вдруг ощутил, как шевельнулась его левая рука. То ли организм сам начал потихоньку включаться, то ли зоины старания помогли. Он внутренне обрадовался, но сказал назидательным тоном:
– Человек моей профессии должен уметь всё! И в игольное ушко пролезть, и в космос, если надо, без скафандра выйти.
Василий Семёнович помолчал:
Ну… и… можешь не извиняться. Сам, как говориться, дурак – техникой безопасности пренебрёг. Хорошо хоть рёбра целы! А что без скафандра – это ничего. Это нормально. Вон – гомункулус, безо всякого скафандра в космосе живёт.
Зоя неожиданно ойкнула, сделала большие глаза и вскочила:
– Ой! Я про Йыкххха совсем забыла!!! Я быстренько посмотрю, как он там, и вернусь, хорошо?
Резво и ловко оттолкнулась магнитными башмаками от пола, улетела в сторону иллюминатора, и, зависнув над своим монструозным пультом, защёлкала выключателями не переставая говорить:
– От видеокамер мало что осталось, но самая сейчас нужная – на штативе-пантографе, цела! Она позволит нам посмотреть… наза-а-ад, – девушка всмотрелась куда-то в глубины пульта и неожиданно хихикнув прошептала:
– Спит! Надо же!
В это время дядя Вася уже смог согнуть левую руку в локте и посмотреть на запястье.
Его коммуникатор, прикреплённый к запястью ремешком, представлял из себя мешанину электронных компонентов. Им уже даже нельзя было забивать гвозди! Видимо, в момент удара о модуль-Кубик, Василий Семёнович непроизвольно раскинул руки и… Правая рука каким-то чудом совсем не пострадала, а левая приняла на себя серьёзный удар, на который коммуникатор – прибор не самый хрупкий, рассчитан не был.
– Ну, всё, – в голосе дядя Васи послышалась лёгкая грусть. – Связи у нас, похоже больше не будет.
Он отстегнул ремешок, и останки ПеКа медленно поплыли в сторону вентиляционной решётки.
Зоя оторвалась от пульта:
– Будет! Нам конечно запрещено пользоваться любыми источниками радиоволн. Мы даже ПеКа снимаем, когда идём на смену. Но у нас тут всё предусмотрено! И аварийный запас есть! И радиобуй!
Она метнулась к одному из шкафов, покопалась в его недрах, и торжествующе вытащила оттуда иссиня-чёрный шар, размером с волейбольный мяч.
– Его надо включить и просто оставить в покое. Даже за борт не надо выбрасывать! И он будет подавать сигнал бедствия пока не кончатся батарейки.
Зоя ткнула пальчиком куда-то в черноту радиобуя. Никакой реакции от шара не последовало. Девушка озадаченно подняла брови:
– Я же прекрасно помню инструкцию! Надо нажать вот сюда, – и она ещё раз ткнула пальцем в шар. Снова безрезультатно.
Зоя повертела буй перед глазами и снова нажала на какую-то невидимую кнопку. Внутри шара что-то щёлкнуло и открылась небольшая дверца.
– Батареек нет, – Зоя грустно покачала головой, потом порылась в шкафу. – И запасных нет, – она тяжело вздохнула. – Наверно, девочки опять в свои плееры все батарейки перетаскали.
Кинув бесполезный шар обратно в шкаф, Зоя подплыла к Василию и приземлилась точно между его бессильно раскинутых ног.
Присела на корточки, заглянула в глаза:
– Это ничего, – сказала она мягким, но уверенным голосом. Будто ребёнка успокаивала. – Нас конечно найдут. Папа в лепёшку расшибётся, но найдёт!
– Он у тебя на Станции работает?
Но Зоя ничего не успела ответить. Как раз в это время, Василий попробовал принять сидячее положение и прощупать – цела ли голова?
Спереди-то она была абсолютно здорова, но вот сзади!
Дядя Вася наткнулся на здоровенную шишку на собственном затылке и зашипел от неожиданной и резкой боли!
Зоя моментально вскочила на ноги и попыталась через голову Василия посмотреть, что вызвало у него такую реакцию. Прижалась к его лицу плотной, жёсткой тканью скафандра, чуть не ободрала его нос о свой страховочный пояс. Но своей цели достигла – увидела на затылке Василия Семёновича, налившуюся синевой шишку величиной с два кулака.
Снова присела и заглянула в глаза:
– Знаешь, у нас тут медицинского оборудования полным-полно! Правда все активаторы снаружи, но мы чего-нибудь придумаем! На ноги тебя точно поставим!
Василия почему-то сильно обеспокоили её слова о ногах. Он первый раз в жизни жутко застеснялся своих штанов на лямках. Пусть они и от скафандра – и штаны, и лямки.
Боясь, что ему придётся сейчас их снимать, чтобы подставить ноги под осмотр, Василий начал сам массировать свои нижние конечности, прямо через грубую, многослойную, неподдающуюся ткань:
– Да всё у меня в порядке! И носки, и пятки. На мне всё как на собаке заживает. Вот увидишь! Полчаса–час, и шишки не будет и в помине! Врачи говорят – высокая регенеративная способность организма.
Против ожиданий, нижняя часть дяди Васи нигде не болела. Забыв, что находится в невесомости, он сделал попытку вскочить на ноги, но только нелепо взбрыкнул ими в воздухе – на инженере по коммуникациям магнитных ботинок не было, только обычные рабочие, грубоватые по фасону, но прочные и ноские.
Зато была большая вероятность разрушить ещё что-нибудь, схватившись, допустим, за стеллаж с драгоценными приборами и повалив его на себя.
Слон. В хрустальной лавке. Классический!
От движения ногами, тело дяди Васи получило вращение в поперечной оси. Медленно, но верно его развернуло вниз головой, спиной к Зое.
Сообразив, что рискует ударить лицом в грязь перед девушкой, дядя Вася сделал вид, что просто отвернулся, пытаясь привести в порядок свой гардероб. Точнее то, что этот гардероб ему заменяло.
И тут же услышал её полузадушенный вопль:
– Ох! Да, что же у вас… то есть у тебя, со спиной! Один сплошной синяк!
Дядя Вася махнул рукой:
– Ерунда!
От маха рукой его начало теперь вращать в другой плоскости, вокруг его же собственного центра масс. Но Зоя тут же вмешалась в процесс вращательных движений дядивасиного тела, придав радиус-вектору нулевое значение.
То есть, попросту говоря, поймав Василия за руку и вернув ему вертикальное положение относительно прохода между шкафами с приборами. Дядя Вася и не подозревал, что хрупкая, небольшого роста девушка может быть такой сильной!
– Стой! Вот так вот стой! То есть… виси! И не двигайся! Я сейчас вернусь, – в голосе хрупкой девушки проскочила железная нотка. Проскочила и тут же исчезла.
И голос дрогнул опять:
– У тебя там… куски металла торчат. И стекла.
Дядя Вася только пожал плечами. Ничего особенного он не чувствовал. «Там» – сзади, нигде не болело. Правда, он и спину-то свою пока совсем не ощущал, как будто бы её вовсе не было.
Впрочем, забота постороннего человека о его – дядивасином здоровье, была ему приятна. Со школьных лет такой заботы к нему никто не проявлял.
Зоя немного повозилась, что-то в очередной раз доставая из шкафов:
– У нас тут есть всё, что нужно! Сейчас мы тебя старым дедовским методом обработаем. Пинцет, йод, зелёнка. Сначала уберём металл, потом стекло. Держись обеими руками вот за этот шкаф. Иначе, у меня в невесомости ничего не получится!
От первой же операции по извлечению чего-то, ему не видимого, дядя Вася почувствовал-таки свою спину и дёрнулся, снова зашипев, как сказочный дракон!
– Тихо! Тихо. Я буду очень аккуратно… Только не дёргайся, пожалуйста!
Инженер по системам жизнеобеспечения собрал волю в кулак. Голос Зои звучал так душевно и успокаивающе, что вся эта процедура даже начинала ему нравиться!
– Видишь ли… когда этот модуль срочно превращали в средство наблюдения и ухода за Йыкхххом, тому исполнился только месяц. Никто не думал, что Йыкххху будет лучше жить в космосе. Поэтому заранее ничего не подготовили. А он болеть начал. А когда его наружу вынесли, ему сразу лучше стало. Только он своими кулачками иногда машет. Неожиданно так. И один раз даже иллюминатор в модуле разбил. Хорошо, что оператор была в этот момент в скафандре.
Зоя помолчала, видимо, переживая заново эту историю.
– Ну и после этого случая, пришлось иллюминатор усилить керамитовой решёткой. Вот он-то – керамит, сейчас у тебя весь из спины торчит.
Дядя Вася подивился про себя силе его удара о модуль, которая смогла сломать этот прочнейший материал.
– Скажи, а почему вы гомункулуса так странно назвали? Йы… И не выговоришь!
– Йыкххх? Это не мы назвали, – Зоя рассмеялась. – Это он сам так себя назвал.
– Сам?
– Ага! Сам. Когда он из автоклава появился, у него пунктов шесть всего “по Апгару” было. Мы его пытались заставить дышать, как обычно младенцев заставляют. Знаешь? Шлепком по попе. Чтобы лёгкие заработали. Обычно, младенцы после этого кричат. А Йыкххх так и сказал – «йыкххх». И всё.
Василий попытался представить себе человека, который должен был шлёпнуть такого младенца, как гомункулус, весом в несколько тонн, чтобы вызвать у того хоть какую-то реакцию! Ни один из сотрудников Станции на эту роль не годился.
Зоя немного помолчала и потом добавила просительно:
– Только ты его гомункулусом не называй, хорошо? Он тоже человек. Только большой. Большой, но слабенький пока.
Дядя Вася фыркнул:
– Слабенький?! То-то он иллюминатор из гласспетрола и керамита мяконьким кулачком разбил! Я-то думал, что Борисыч этот эксперимент признал неудачным…
– Ерунда! – сурово перебила его Зоя. Потом добавила назидательно. – У Бориса Борисовича неудачных экспериментов не бывает! Это он слух такой пустил специально. Чтобы никто раньше времени критиковать этот эксперимент не начал. Но мы-то знаем, что наш Йыкххх развивается. Только медленно очень. Гораздо медленнее, чем обычный человек. Но он уже за три месяца прибавил двести грамм!
Теперь в голосе Зои было столько обожания и неподдельной любви, что Василий почувствовал какой-то слабый укол. Не в спину и не в… пониже спины, а где-то глубоко внутри себя.
– Так значит, ты работаешь нянькой при Йы…Йыкхе этом?
– Йыкхххе. Но не нянькой. А старшим лаборант-оператором отдела по созданию сверхчеловека!
Позади дяди Васи зашумел пылесос.
– Потерпи ещё немного. Сейчас от стекла тебя пропылесошу… то есть пропылесосю, то есть… тьфу! В общем – пылесосом обработаю и йодную сетку нарисую, и всё.
Пылесос отшумел, и бедную дядивасину спину зажгло, будто её поджаривали на медленном огне. Потом, за полыхающей спиной дяди Васи раздался притворно удивлённый возглас:
– Гляди-ка! У тебя и впрямь всё заживает моментально! Только что синяки и шишки были лиловые, и вот уже пожелтели! – потом шёпот, прямо в ухо. – Или это от йода?
И Зоя в очередной раз рассмеялась.
Потом попросила:
– Ты, пожалуйста, ещё не поворачивайся пока. Постой, то есть… повиси носом в угол. А я скафандр сниму. Запарилась я в нём совсем.
Её просьба показалась дяде Васе немного странной. Чего стесняться-то? Ну, не на голое же тело она надевала скафандр?! Это и неудобно, и негигиенично. И вообще – всеми правилами запрещено!
Но ещё более странным было то, что: несмотря на угрызения совести, лёгкими покусываниями напоминавшей ему об их утреннем разговоре в столовой; несмотря на вечную дядивасину манеру держать людей в отдалении от себя, с Зоей ему было почему-то легко и просто.
За немногие минуты их общения, она каким-то непостижимым для него образом сумела перестать быть «посторонней», проникнув за тот железный барьер в душе дяди Васи, за который могли зайти очень немногие.
И пока шуршал снимаемый скафандр, Василий с удивлением обнаружил, что даже сейчас, вися спиной к девушке, он может абсолютно точно вспомнить её лицо. До мельчайших чёрточек.
Карие блестящие глаза, и в самом деле просто огромные, удлинённой формы. Тонкие брови вразлёт почти от самой переносицы. Чуть крупноватый нос с маленькой горбинкой, начинающийся прямо от высокого лба. Слегка заострённый подбородок. Не слишком большие чувствительные губы.
Чуть насмешливо вздёрнутая верхняя, чуть призывно выпяченная нижняя, приоткрывали время от времени пару верхних крупных, сверкающе-белых зубов. Ну зайчик, да и только!
И, венчающий всё это великолепие, короткий «уставной» ёжик светло-каштановых волос.
Богатство интонаций Зоиного голоса, постоянные перемены её настроения захороводили, заворожили дядю Васю! Ему было интересно просто наблюдать за ней. Слушать её голос!
Освобождённая от давящего авторитета своей подруги, девушка оказалась абсолютно не такой, какой виделась в тени красавицы Лиды!
– Ну всё. Можешь повернуться.
Такое простое предложение, почему-то ввергло Василия в лёгкую панику.
Это опять было странно! Нельзя сказать, что дядя Вася был когда-либо обделён женским вниманием. С его-то фигурой и физическими данными!
Но и нельзя сказать, что девушки вставали в очередь, чтобы обратить на себя внимание Василия. Видимо, с его характером и профилем работы, он представлял для них чисто спортивный интерес. Или энциклопедический. Но это всё касалось его жизни в стенах альма-матер и в Склоково.
С тех пор как была построена и начала работу Станция, дяде Васе не хватало времени, не то что на девушек, но даже и на самого себя!
Всё, на что его хватало – лёгкий флирт в столовой и заигрывания на бегу. Но в подобных-то ситуациях он бывал! И в ситуациях гораздо более пикантных! И готов был к этим ситуациям и физически и морально! А тут вдруг раз – и застыл манекеном, с колотящимся о грудную клетку сердцем.
– Что с тобой? – в голосе Зои сквозило беспокойство. – У тебя что-нибудь болит?
«А, и вправду, что со мной?» – подумал дядя Вася.
Но тут же ответил:
– Ничего. Ничего не болит. Просто думаю, как мне повернуться, чтобы не порушить тут всё?
Самым простым решением было бы – просто схватиться рукой за ближайший стеллаж и повернуть самого себя в воздухе. Согласно древнегреческой теории.
Ещё Архимед утверждал, что поставит весь мир на уши, стоит дать ему во что-нибудь упереться!
Но стеллажи и приборы на них выглядели чересчур хлипкими, чтобы выдержать дядивасино усилие. А он и так причинил своим телом, может быть, непоправимый ущерб всему модулю-Кубику.
Василию Семёновичу оставалось только одно средство – прижать локти к телу и попытаться взмахами ладоней придать себе вращательное движение.
Зоя прыснула:
– Знаешь, ты сейчас на гигантскую колибри похож! Ты не стесняйся, хватайся за стойки. Они крепкие. Нам ребята из Механического их намертво принайтовали. И за приборы не переживай. Всё, что для Йыкххха необходимо, всё цело, всё работает, я уже проверила.
И дядя Вася решился. Схватившись за стойку ближайшего стеллажа, развернулся лицом к Зое. Развернулся, и на мгновение (как ему показалось), опять застыл, очень почему-то впечатлённый увиденным.
Свободного покроя тёмно-зелёный брючный костюм, как ни старался, не мог скрыть её стройную точёную фигурку.
Абсолютно соразмерную, как будто её родители задались целью создать иллюстрацию к термину “Золотое сечение».
Непонятно, как оценила Зоя взгляд Василия, но почему-то сразу засуетилась:
– Ты, наверное, голодный?! Давай я тебя покормлю! У нас тут много чего есть поесть. Девочки дома готовят, чтобы практику не потерять. А потом сюда несут. Девать-то некуда.
И из недр очередного шкафа с оборудованием начали появляться многочисленные тубы, пакеты и контейнеры.
Чтобы скрыть некоторую неловкость, дядя Вася решил объяснить свой «оценивающий взгляд» интересом к Зоиному костюму:
– Так ты – врач? Судя по одежде.
– И врач тоже.
Не теряя времени, Зоя принялась вскрывать пакеты и раскладывать их прямо в воздухе, благо невесомость позволяла:
– Вот, смотри – это шашлычок из баранины. Один в один… почти. Он на палочках, его можно даже в невесомости кушать! А вот тут в тубе – черничный суп. А в этой – щи из свежей капусты. Очень похоже, правда! Нам всегда самую лучшую биомассу дают!
Зоя вдруг огорчённо вздохнула:
– Только, конечно, всё это не настоящее. Но если как следует поработать, можно сделать очень-очень похоже!
Дядя Вася, и в самом деле, после стольких перипетий, почувствовал просто зверский голод! И не теряя времени вонзил зубы в псевдошашлык.
– И впрямь вкусно! Очень! Не сравнить ни с какой столовкой! – он проницательно взглянул на девушку. – Значит, ещё одна твоя профессия – кулинар?
Зоя слегка засмущалась:
– Нет. Кулинария – это только хобби. Но специальностей у меня и впрямь хватает. Часть из них врачебные, тут ты прав – педиатр, терапевт, хирург… Мне нужно знать всё, что может потребоваться врачу-акушеру. Я ведь медицинский окончила именно по этой специальности. Потом, «ШАПКА» – Школа Астронавигации и Пилотирования Космических Аппаратов. Педагогический…
Дядя Вася ошарашенно взглянул на девушку:
– Ох, ты! Когда же ты всё это успела?
Зоя опять рассмеялась, но на сей раз чуть принуждённо:
– Пришлось успевать. Попасть на Станцию, да ещё в группу Бориса Борисовича – это надо постараться! У него с этим строго! – Зоя вздохнула. – Вообще, чтобы попасть в его окружение, нужно либо обладать уникальными способностями, либо пахать как пчёлка, – она снова вздохнула, – либо быть каким-нибудь загадочным инопланетянином. Ну, а поскольку я не инопланетянин и уникальными способностями не обладаю… приходится… учиться и работать, работать и учиться… – Зоя в сердцах вцепилась зубами в тонкую трубочку на пакете, то ли с соком, то ли с йогуртом, который в тот момент держала в руках. Потом задумчиво посмотрела на трубочку, почти перекушенную пополам. Снова вздохнула, и сказала загадочно:
– Борис Борисович слишком легко теряет из виду неинтересных ему людей.
Слова Зои вдруг вернули дядю Васю, что называется «с небес на землю»:
– Насчёт «терять людей». Скажи, пожалуйста, ещё раз, сколько времени прошло с самого начала?
Зоя отвлеклась от своих грустных мыслей и недоумевающе подняла на него глаза. Дяде Васе пришлось уточнить:
– Сколько, по твоим расчётам, прошло времени с момента…ну… аварии, что ли?
– Часа три-четыре. Точно сказать не могу, – Зоя попыталась нахмурить лоб, но эту попытку можно было не засчитывать. Получилась только небольшая складочка на переносице, которая тут же, впрочем, разгладилась. – Я от удара на какое-то время тоже отключилась. Удар-то был очень сильный, даже кресло сломалось, – девушка показала подбородком на перекошенное кресло. – Сломалось, но меня удержало. Потом, я ещё какое-то время занималась Йыкхххом, крепила наш модуль у него на груди, проверяла приборы… Надо же! Такой был удар, а на малыше ни царапинки! А я уже было решила, что всё…
Большие внимательные глаза вдруг неожиданно наполнились слезами:
– Ты меня извини, что я о тебе во вторую очередь подумала… Но он же ребёнок!
Василию пришлось взять девушку за руку. Благо в тесноте модуля это было не сложно. Её тонкие пальчики слегка подрагивали в огромной мозолистой дядивасиной ладони:
– Точно! Жеребёнок, – Василий постарался улыбнуться как можно веселее. Потом посерьёзнел:
– Слушай, давай договоримся. Я скажу, что очень благодарен тебе за спасение и обязан своей жизнью. А ты больше не будешь ни в чём себя укорять. Хорошо?
Зоя кивнула, глядя куда-то в пол, но отнимать руку не спешила.
Неизвестно, сколько времени длилась бы эта пауза, но на пульте у кресла что-то звякнуло, и девушка, будто очнувшись, устремилась туда:
– Это Йыкххх! Проснулся!
Она быстро защёлкала переключателями, а дядя Вася принялся размышлять вслух:
– Три-четыре часа? Нас, по всем законам, должны были обнаружить в течении часа. Я хоть «шапок» и не кончал, но знаю точно, что на спасательную операцию в гражданском космоплавании отводится не более сорока минут.
– Ага. Почти так, – не отвлекаясь от работы, подтвердила его слова Зоя. – Если точнее: на вычисление траекторий – убегания и сближения; оповещения Общего Центра и подачи сигнала «мэйдэй» – до пяти минут тридцати четырёх секунд. На подготовку к старту спасательного модуля и экипажа; на открытие шлюза аварийного старта и предстартовой процедуры – до десяти минут….
– Хорошо, хорошо! – дядя Вася шутейно всплеснул руками и его снова закрутило в воздухе, так что пришлось хвататься за стеллажи. – Пожалей мою бедную голову! Я верю, что ты наизусть помнишь все инструкции! Ты лучше расскажи мне про этот Кубик твой, ну – модуль! Каковы у нас запасы?
Зоя помолчала. Пощёлкала выключателями. Потом повернулась к Василию, абсолютно серьёзная:
– Понимаешь, мы полностью перестроили этот модуль под наши нужды. В общем – он перестал быть автономным. И, для того чтобы уместить всё это оборудование, пришлось демонтировать почти всё, что связано с жизнеобеспечением. Но кое-какие запасы у нас имеются. Главное – молоко для Йыкххха есть, мы всегда неприкосновенный запас концентрата держим, а ест он не часто. Для нас еды много, на неделю хватит. Запас горючего – только для небольшого маневрирования. Возобновляемый запас электроэнергии, он правда невелик, но на отопление и работу приборов хватит. Вот только запаса дыхательной смеси… – её голос вдруг стал тихим и грустным, – …всего на три дня.
– А регенераторы?
– Большой мы выкинули, оставили один маленький, портативный, на всякий случай. Но на двух человек его надолго не хватит. Потом, ещё есть воздух в скафандре. Мы ведь всем снабжались через шланги и провода. Никто не думал, что случится такое. И знаешь, придётся набраться терпения. Потому, что найдут нас ещё не скоро.
– Почему «не скоро»? Ты явно знаешь что-то такое, чего не знаю я, – дядя Вася притворно нахмурился, – Ну-ка давай выкладывай всё, как на духу! Ты за мою психику не бойся, и не в таких переделках бывали.
Зоя снова помолчала, видимо прикидывая, что именно стоит говорить. Потом произнесла тоном учительницы, объясняющей школьникам тему урока:
– Та инструкция – «Организация спасательных работ при потере управления космическими аппаратами вблизи станций обслуживания и жизнеобеспечения» из свода правил «Спасательные операции в космическом пространстве», касается только аппаратов видимых на экранах локаторов, либо с установленными на них работающими средствами связи и сигнализации. А у нас в модуле не осталось ни связи, ни сигнализации. Даже аварийный радиобуй нерабочий. И скорее всего, по какой-то причине, и на Станции не сработала система радиолокации…
Она снова отвернулась к пульту, задумалась.
– Ну, я примерно знаю, почему могла не сработать радиолокация, – дядя Вася задумчиво почесал подбородок, на котором потихоньку начинала напоминать о себе вечерняя щетина. – Жидкость–теплоноситель, которую мы на Станции применяем, имеет очень малую проницаемость для любого излучения. Мы её с Борисычем вместе выбирали. Он тогда именно на этой настаивал, хотя у неё коэффициент теплового расширения – «мама не горюй»! Но зато, она и впрямь излучений не пропускает. И уж если она таким фонтаном хлобыстнула, что нас в космос унесло, то, скорее всего, вся эта ваша локация просто сдохла.
Василий Семёнович помолчал, потом осторожно добавил:
– Ну? Так что мы имеем «в сухом остатке»? Ты же у нас навигатор, пилот… – Василий перешёл на заговорщицкий тон, – акушерка…
Но Зоя не приняла его игры и возразила довольно сурово:
– Не акушерка, а врач-акушер! Акушерки – они в старину по деревням роды принимали…
Она вдруг тяжело вздохнула, но потом всё же ответила, явно через силу:
– В общем… положение у нас не самое хорошее. Первое – подать сигнал мы не можем. Второе – остановить движение тоже не можем. Даже если хватит горючего, всё равно не можем. Дюзы маршевого двигателя упираются Йыкххху прямо в грудь. А у курсовых двигателей не хватит мощности. И третье – я не знаю, где мы теперь находимся. Навигаторский пульт был снят за ненадобностью. И всё это означает, что мы можем только сидеть и ждать. И надеяться на лучшее…
Зоя искоса, украдкой посмотрела на Василия, видимо ожидая истерик. Но тот только почесал лоб всей пятернёй. Дядя Вася с большим удовольствием почесал бы затылок, но шишку на затылке лучше было пока не трогать:
– Н-да. Задачка! Скажи, а почему вы на вашего Йыкххха никакого маячка не нацепили? По слухам, он уже от вас улетал пару раз.
– Улетал, было дело! – Зоя вдруг весело засмеялась, но поймав удивлённый взгляд Василия, поспешила добавить. – Ничего особенного. Он же не ракета, просто иногда его от Станции относить начинает. Но нас ребята из аварийной команды обычно подстраховывают. Тут же ловят его, если что. А вот привязать Йыкххха к борту Станции никак нельзя – ни один из корпусов не выдержит, если наш малыш дёрнется. А почему мы на него маячки не вешаем? По той же причине, по какой не держим никаких радиоприборов.
Она многозначительно подняла брови:
– Он их чувствует!
– Кто? – удивился Василий.
– Йыкххх! Если рядом с ним начинает работать какой-нибудь источник связи, беспроводной связи, он начинает головкой вертеть, будто прислушивается. А если таких приборов много, то он сильно беспокоится, плачет. Как будто слышит сразу всё.
Дядя Вася в свою очередь рассмеялся:
– Раз слышит, значит с ним и поговорить можно. Через коммуникатор.
Зоя несколько секунд ошарашенно смотрела на Василия.
– Может быть, – она задумалась. – Мы ни разу не пробовали.
На пульте снова что-то негромко звякнуло. Зоя оторвалась от раздумий с явным облегчением:
– Пришло время кормить нашего малыша, – она хитро прищурилась. – Хочешь посмотреть?
– Ну, показывай!
Дядя Вася вслед за девушкой завис над пультом.
Среди бесконечной мешанины органов управления, ближе к иллюминатору, успевшему зарастить свежим гласспетролом увечья, нанесённые дядивасиным телом, светилась мозаика экранов разного размера. Почти все они пустовали, только на самом большом, освещаемое лишь светом звёзд, виднелось младенческое лицо.
Слегка выпуклые глаза с огромной радужкой и длиннющими ресницами. Курносый нос. Неизменно засунутый в рот кулак.
Инженеру по коммуникациям не часто в жизни доводилось воочию видеть новорожденных. Лишь пару раз он присутствовал на шумных крестинах в студенческих семьях, только что получивших прибавление, за что удостаивался чести лицезреть новорожденное чадо.
Вот, в общем-то, и всё.
Если не считать его случайных встреч с женщинами, катящими детские коляски по улице. Но в такие моменты он, естественно, больше обращал внимание на женщин, чем на содержимое их колясок.
Поэтому и младенческое личико на экране показалось ему вполне обычным.
Обычным, если, конечно, не знать, что это младенческое личико было размером больше самого модуля, уютно покоившегося на груди этого самого младенца.
Так что интерес дяди Васи к процессу кормления был вполне объясним.
От созерцания и размышлений его отвлёк напряжённый голос Зои:
– Не получается что-то, – стиснув зубы, девушка пыталась работать одновременно двумя джойстиками из того леса органов управления, что росли на пульте. – Так я только сама себя двигаю! Без кресла, без опоры, никак не выходит!
Зоя подплыла к своему креслу, попыталась выпрямить спинку, сложившуюся от удара латинской буквой V. Потрогала какие-то рычаги и педали, с помощью которых это устройство, по всей видимости, регулировалось. Потом попыталась забраться внутрь этой новообразованной конструкции:
– Бесполезно! Оно ещё и от пульта далеко отъехало…Не понимаю, как я вообще в нём уцелела?!
Дяде Васе это тоже было не совсем понятно:
– И я не понимаю. Что это вообще за кресло такое? Я таких ещё не видел.
Зоя внезапно прыснула в кулачок. Потом взглянула на слегка удивлённого Василия:
– Ну и хорошо, что не видел. Ну… это наше – врачебное. Понимаешь, все эти кресла для космонавтов – очень сложные и громоздкие устройства, целые системы! Пришлось их отсюда выкинуть и поставить то, что под руку попалось.
Зоя ещё раз критически оглядела фантасмагорию, в которую превратилось седалище:
– А не мог бы ты попробовать, его распрямить как-нибудь? Хотя бы спинку поднять? Механизмы все уже сломаны, так что не страшно.
Дядя Вася с готовностью взялся одной рукой за поникшую спинку, другой рукой упёрся в сидение, перекрученное, как будто его пытались свернуть в трубочку, но так и бросили на полдороге. Напряг мышцы.
В недрах кресла что-то противно заскрежетало. Потом хрупнуло. И в руках опешившего инженера по коммуникациям оказалась отломанная спинка, опутанная обрывками страховочных ремней.
– Ох, ну и силища! – восхищённо прошептала Зоя. Но тут же огорчённо вздохнула. – Однако затея с креслом не удалась. Придётся как-то выходить из положения.
Потом, видя, что Василий, всё ещё в каком-то ступоре не может оторвать взгляда от злосчастной спинки, весело добавила:
– Да хватит уж на неё любоваться! Не держи ты её, положи куда-нибудь. Или лучше – дай сюда!
Она отобрала бесполезную теперь деталь из рук дяди Васи и затолкала её в щель между стойками:
– Вот. Если она начнёт здесь летать, может испортить что-нибудь!
И тут Василию пришла в голову как всегда блестящая идея:
– А давай я тебя держать буду!
– Как «держать»?
– Нежно! – дядя Вася для пущей убедительности вытянул перед собой свои лапищи. – Зацеплюсь ногами вот здесь – за стойку, а тебя буду за пояс держать.
Зоины щёки вдруг отчего-то вспыхнули. Хотя другого варианта зафиксировать себя в невесомости у неё не было, она всё же некоторое время как будто колебалась. Потом произнесла неуверенно:
– Давай попробуем. Только это вас – мужчин держат за пояс. А нас, женщин – за талию! Но помни – сам пообещал держать нежно.
Она снова зависла над органами управления процессом кормления.
А Василий, понадёжнее расклинившись между приборной стойкой и пультом, взял Зою за талию. Его задача оказалась несложной. Сил, для того чтобы удерживать девушку, двигавшую джойстиками, почти и не требовалось.
Правда, Василий Семёнович поймал себя на том, что от тепла её тела, которое чувствовали его руки, у него начинает слегка кружиться голова. Ничего такого у дяди Васи давненько не кружилось! А тут вдруг – на тебе! Словно у школьника, первый раз в жизни пригласившего на танец одноклассницу.
Чтобы отвлечься, дядя Вася обратил всё своё внимание на экран, на котором разворачивалась картина «кормление гомункулуса».
– Сейчас мы уберём твой кулачок!
На экране появилась пара манипуляторов.
Один – большой, похожий на длинную мохнатую гусеницу, но с широкой лопаткой на конце. Эта лопатка то сгибалась, то разгибалась словно ладонь в варежке.
Второй – просто длинный гибкий гофрированный шланг с утолщением похожим на большую соску.
Первый манипулятор, нежно обхватив своей лопаткой кисть руки, кулачок которой закрывал рот младенца, отодвинул в сторону эту естественную преграду.
Лишённый своей вкусной затычки, новорожденный гомункулус завертел головой. От его движения, модуль основательно тряхнуло.
Но в это время, второй манипулятор – шланг, с точностью, с какой опытный стрелок попадает в движущуюся мишень, брызнул в открытый рот струйкой чего-то полупрозрачно-синеватого, совсем не похожего на то, что люди обычно называют молоком.
Верчение головы тут же прекратилось, и космический младенец впился беззубыми дёснами в кормящий шланг.
Дядя Вася вдруг почувствовал всем своим телом нарастающую мелкую вибрацию. Будто стенки модуля решили хором спеть какую-то свою, понятную только им самим песню. Одновременно начало меркнуть внутреннее освещение.
Зоя оторвалась от работы и озабоченно подняла голову:
– Энергии не хватает. Сейчас её потребление очень большое. Но ничего. Пока он спит, поднакопим.
Долго ли длилась процедура, дядя Вася так и не понял, слишком занятый одновременным решением множества задач: от регулирования усилия, с которым он сжимал девичью талию, до наблюдения за событиями, происходящими на экране монитора. От переживания – хватит ли энергии на всю операцию, до борьбы с возникающими время от времени в голове фривольными мыслями.
Но, наконец, всё закончилось.
Зоя, радостная и довольная благополучным исходом кормления, вывернулась из цепких лап Василия и, подлетев к своей «группе поддержки», чмокнула его в колючую щёку:
– Спасибо! Ты просто молодец! Без тебя бы ничего не получилось!
– Да, брось… Не за что. Ты у нас умная, придумала бы, что-нибудь. – засмущался дядя Вася.
– Без тебя? Ни-за-что! – Зоя рассмеялась, потом задумчиво произнесла. – Интересно всё же, сколько сейчас времени? Знаешь, а я ведь могу примерно рассчитать. Мы Йыкххха кормим по часам. По таймеру. Каждые двадцать восемь часов…
Девушка замолчала, явно что-то подсчитывая в уме. Потом, видимо, не удовлетворённая получившимся результатом, стала загибать пальцы, чуть шевеля губами.
Потом сказала, явно недовольная собой:
– Какая-то странная ошибка получается. Этого просто быть не может!
– Чего не может быть?
– По моим расчётам получается, что мы уже летим никак не меньше восьми часов!
– Ого! – Василий Семёнович и впрямь был поражён такой цифрой. Ведь это означало, что в открытом космосе он проболтался никак не меньше трёх четвёртых всего этого времени! Ну, не четыре же часа они гомун…то есть Йыкххха кормили и спину самому Василию йодом мазали?!
– Ладно, – Зоя чуть взмахнула рукой, видимо примиряясь со своими мыслями, – будем считать, что так оно и есть, чтобы с ума не сойти.
И вдруг, неожиданно зевнула:
– Оххх! А ведь я и в самом деле устала. Надо поспать немного. Пока Йыкххх спит.
Она взглянула на Василия:
– А ты как?
Дядя Вася, слегка взвинченный всем, что произошло с ним за последние пару суток, только кивнул головой. Спать ему не хотелось, но он со всей отчётливостью понял, что стоит сейчас хоть чуть-чуть расслабиться, как в сон он провалиться тут же!
Стоит ему, фигурально выражаясь, «коснуться подушки головой».
– Конечно, спать тут особо негде, – Зоя критически осмотрела проход между стеллажами, – да и не на чем. Можно было бы привязать себя к приборным стойкам, но лучше не надо – во сне можно что-нибудь испортить.
Потом вдруг, с отчаянной решимостью, протёрла глаза костяшками больших пальцев:
– Давай так – я по ту сторону кресла – ты по эту. Где шлюзовой люк.
И, направив в грудь Василия указательный палец, спросила строгим тоном учительницы, обнаружившей канцелярскую кнопку на собственном стуле:
– Ты храпишь во сне?!
Но с дядей Васей играть в такие игры было рискованно. Он только усмехнулся:
– Не знаю. Пока никто не жаловался, – и многозначительно подмигнул.
В ответ Зоя показала ему язык и, слегка обиженная, упорхнула на место своего нынешнего ночлега:
– Свет я погашу. Энергию надо экономить. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.