Глава третья.
Кошелёк или жизнь?!
К моему великому сожалению, на этот раз именно мне выпала сомнительная честь быть главным действующим лицом в феерии под названием «Оформление Таможенной Декларации».
Оставив спутников сторожить машину, я начал забег вдоль таможенных ларьков.
Эти ларьки, отчасти напоминающие те, к которым я успел привыкнуть “на Бруснике” (так на жаргоне путешественников и таможенников зовётся МАПП «Брусничное»), на деле оказались наполнены абсолютно другим содержанием.
Если на Бруснике надо было зайти внутрь будки, к дежурному, чтобы проштамповать декларацию, то на Торфяновке этот дежурный сидел в окошке, выходящем прямо на улицу.
Я автоматически сунулся в одну дверь, в другую, обнаружил, что мне там абсолютно не рады и, побегав ещё немного, отыскал, наконец, требуемое окно.
Несмотря на то, что машин было очень немного, к этому окошку выстроилась небольшая очередь.
Каменно-неподвижному таможеннику в окошке видимо до тошноты надоела глупость соотечественников.
Время от времени листки таможенных деклараций, просовываемые внутрь, со свистом вылетали обратно, чуть ли не в лицо просителю. И их полёт сопровождался отрывистым лаем: «Дата! Подпись!».
И забывчивый путешественник, начинал судорожно искать шариковую ручку.
Не избежал этой участи и я. Мои чудесные, распечатанные и заполненные на принтере декларации не содержали в себе этих двух необходимейших составляющих. Подписываться принтер за меня не умел.
Слава Богу, шариковая ручка у меня всегда под рукой, поэтому с крестиком напротив графы «Подпись» проблем не возникло.
Зато неожиданно возникла проблема с самим таможенником! Прочитав, что в графе: «Наименование и другие отличительные признаки товара…» вписана моя Нива 21310, он буквально пришёл в неистовство!
– Зачем вписали?!! Это что, товар для продажи?!!
Перо таможенника перечеркнуло запись, чуть не прорвав насквозь бумагу. Не дослушав мои сбивчивые оправдания, что на Бруснике, дескать, требуют, дежурный тут же задал следующий вопрос:
– Первый раз, что ли? Сколько у вас денег с собой? Сколько у ваших спутников?
Вот тут я замер в полном ступоре. Я почему-то никак не мог вспомнить, какую сумму, не облагаемую налогом, можно провозить с собой.
Дело в том, что, хотя в кармане у меня лежала некоторая сумма денег, но их количество, не могло с полным правом называться «суммой»! И на моей кредитной карточке Visa, лежавшей в другом кармане, тоже фигурировала некоторая сумма только немного отличающаяся от нуля!
И куплена-то эта карточка была только с целью предъявить на таможне, если возникнут вопросы!
Мне надо было просто назвать сумму в триста евро, чтобы пресечь домогательства таможенника, но неожиданность вопроса начисто отсекла мою способность быстро мыслить!
Сколько денег у Вовки в кошельке я не знал. Тем более, что и не интересовался этим никогда! Но мне почему-то именно сейчас очень хотелось сказать их количество таможеннику! Но я этого сделать никак не мог! По чисто физическим причинам.
Наконец, моё мычание наскучило властной структуре, и дежурный восхотел увидеть моих спутников вживую.
Я кинулся обратно к машине. В машине никого почему-то не оказалось, только на сиденье лежала одинокая Вовкина ковбойская шляпа.
Я начал метаться перед таможенными ларьками в поисках своих друзей и всё-таки, пусть и с трудом (без своей шляпы Вовка стал менее заметным в очереди), но обнаружил их около окошка, где проверяли паспорта.
Поглядев на моё испуганное лицо, Вовка неторопливо подошёл к машине, взял шляпу с сидения и, надев её, с видом короля, милостиво дающего аудиенцию послу Силандии, подошёл к тому окошку, где восседал нервный таможенник.
И через две секунды всё благополучно разрешилось. Декларации были подписаны, мы отнесли их и наши паспорта в другое окошко, где женщина-таможенник, не говоря ни слова (слава Богу!), проштамповала их и дала, наконец, добро на наш выезд из страны проживания.
Но оставалась ещё одна преграда на пути – полосатый шлагбаум и бдительный пограничник досмотра автотранспорта. От его неожиданного появления, я слегка растерялся, бросил на сидение паспорта, которые до сих пор держал в руке и опрометью кинулся показывать содержимое багажника.
Я открыл багажник Нивы, успев при этом подхватить вывалившийся тяжеленный чемодан. Ещё немного и он отдавил бы нам ноги, рухнув с высоты полметра.
Бедный таможенник с тоской взглянул на спрессованный, как народ в утреннем троллейбусе, багаж.
– Ничего запрещённого, конечно, нет?
– Конечно, нет!
Моя заискивающая улыбка была более искренна и чиста, чем самая чистейшая правда! Таможенник с сомнением посмотрел на меня, потом с подозрением на выпирающие из багажника сумки и пакеты, тяжело вздохнул и… махнув рукой, положился на волю Аллаха.
Наконец-то шлагбаум впереди поднялся, и мы просочились на нейтральную территорию.
Как там пел Владимир Семёнович? «А на нейтральной полосе – цветы…»?
Не знаю, может быть, так оно и было в прошлом веке. А в наше бурное время, на нейтральной полосе, самое главное – магазины Дьюти Фри!
Пока мои спутники рысцой убегали нюхать французский парфюм и выбирать виски-коньяки, я пытался придать себе чуть более цивилизованный вид. Меня почему-то жутко расстроило то обстоятельство, что таможенник в окошке домогался до содержимого моего кошелька. Весьма, по правде сказать, дистрофичного. Как будто с первого взгляда угадал во мне человека, прямо скажем – не богатого.
Скорее уж нищего, на данный исторический момент.
Моя дорожная жилетка с десятком карманов, наполненных всеми необходимыми водителю вещами, но поистёртая за долгую службу, стала казаться мне нищенским отрепьем, а почти новая Нивка – деревенской телегой, на которой и в люди-то не выехать!
Поплотнее запахнув куртку, чтобы не было видно несчастной жилетки, я двинулся в сторону входа в магазин.
Сквозь стеклянные двери, на меня уставился бдительный охранник, ростом где-то под два метра. Или может он казался мне таким высоким из-за моего тоскливого состояния?
Я вошёл в двери, и охранник сделал шаг мне навстречу!
«Всё,- подумал я,- Сейчас выпрут! Нефиг, со свиным рылом – да в калашный ряд!»
Но охранник, наверное, всё-таки вспомнил, что не в кабаке вышибает. Он сделал вид, что просто переступил с ноги на ногу и с видимым усилием отвёл глаза. На время, впрочем. Бродя по магазину, я всё время ловил на себе его внимательный профессиональный взгляд.
«Боится, что стырю что-нибудь!» – думал я уже почти с отчаянием.
Вовка и наши милые дамы, то бегали туда-сюда между прилавками, то застывали в позе экстаза, нюхая что-нибудь пробное, донельзя французское! А я шатался около них, не в силах побороть охватившую меня тоску.
Вообще, магазин на Торфяновке выглядел гораздо более привлекательно, чем его собрат на Брусничном. И ценами и содержимым.
Здесь можно было купить кофе аж трёх видов – от самого дорогого Neskafe, до самого дешёвого немецкого вечернего кофе, из которого давным-давно выкачали весь кофеин.
На стойках пылились книжки какого-то, несомненно модного, автора (каюсь, не читал, даже не слышал), а у самого пола, в дальнем углу, лежал отличный набор ножей в чемоданчике-дипломате. Да ещё и со скидкой!
Стоит ли говорить, что в скором времени, мы, нагруженные ножами, коньяками, кофе и конфетами выползали из магазина, под неодобрительный взгляд и без того перегруженной Нивки.
После непременной суеты, связанной с рассовыванием обновок в щели между бутылками с водой и под сидения, мы расселись на свои места. И я вдруг спохватился, что ни в одном кармане моей вместительной жилетки нет моего загранпаспорта!
Слегка шокированный этим обстоятельством, я стал тщательно перебирать содержимое карманов.
Паспорта не было!
Я вылез из машины, начал рыть под сидениями и в подлокотнике.
Паспорта не было!
Я начал потихоньку сходить с ума. И так-то, до этого моё состояние было не лучшим, а с потерей загранпаспорта, мне вообще стало худо.
Я начал усиленно думать, как беспаспортный буду выбираться назад – в Россию! Попытка пройти финскую таможню, не имея на руках такого важного документа, меня абсолютно не прельщала!