Библиотека почти завершённого

Авторский сайт Roman ( romandc ) Dry

Страница: Глава 6. В свободном полёте.

Глава шестая.
В свободном полёте.

Предоставленные самим себе, мы собрались порыскать по углам крепости, и, может быть, отыскать, что-либо такое, что не попало в долгий рассказ экскурсовода. Например, вот такую скульптуру, приютившуюся в уголке Главного зала

Но нас больше тянуло наружу – поползать по тем местам, которые мы видели сверху.

Выйдя на улицу из каменных лабиринтов, обнаружили, что оказались во власти стихии. В крепостных стенах гулял холодный ветер. Он то затихал, давая пару мгновений передышки, то вдруг налетал зябкими порывами, завывая в бойницах куртин и норовя простудить, выдув из-под тонких курток остатки тепла.

Вся группа экскурсантов давно разбежалась по автобусам, но нам – птицам свободного полёта, предоставлялась великолепная возможность убить ноги, гуляя по крепости, замёрзнуть, оголодать, свалиться в холодные волны озера, да, в конце концов, просто сломать себе шею, упав с верхушки какой-нибудь башни. Лепота!

К тому же, как мы уже начали догадываться, десять евро стоил не проход в крепость, а именно экскурсионные услуги. Пройти сюда мы могли бы и бесплатно, но тогда получили бы гораздо меньше информации и удовольствия. Так что о потраченных двадцати евро мы не жалели, стараясь получить за эти деньги как можно больше впечатлений.

Сфотографировавшись у бойниц куртины, наша доблестная исследовательская группа в составе меня и Димки, отправилась далее по периметру стен.

И, почти сразу мы наткнулись на очень интересный экспонат, служивший когда-то чуть ли не самым главным оплотом крепости!

Это были остатки башни Святого Эрика, рухнувшей ещё в незапамятные времена. Бывший символ шведского могущества, в суворовское время служил источником воды. Упоминал ли я о том, что одной из непременных забот Суворова в крепостях Суоми, было устройство колодцев?

Так вот, здешний был конечно же детищем Александра Васильевича!

Конечно, это был не совсем колодец, а бассейн – хранилище воды для потенциальных осаждённых.

При мысли о воде, в нас вдруг проснулись вполне человеческие инстинкты и потребности. Мы уже немало времени провели в крепости, переполнились чувствами, и нам захотелось навестить местный туалет.

В этом рассказе не раз уж упоминается о «местах ретирад», как говорили в старину, но уж что тут поделаешь, из песни слова не выкинешь! Тем более, когда эта песня постепенно норовит превратиться в лебединую – то есть в шипение, которое издает «организм» сквозь сжатые зубы, в попытках удержать в себе всё, что там накопилось. Совсем как лебедь!

Бежать наверх Часовой башни, в место дислокации главного исторического клозета страны, не хотелось. Да и навряд ли бы нас поняли местные сотрудники охраны, пожелай мы им воспользоваться.

Да ещё помнили мы одну простую вещь про этот туалет – он был женским!

Поэтому, отказавшись от этой мысли, мы бросились вниз по лестнице, руководствуясь развешанными на каждом шагу указателями.

И сделали абсолютно правильно, поскольку ровно через пять секунд оказались в месте, из которого долго не хотелось уходить.

Крепостной туалет в Олавинлинне, дополнял экспозицию, расположившись в каком-то потайном ходе. Он сохранял в себе тот антураж крепости, который сопровождал нас всё время, пока длилась экскурсия, но был не по-средневековому технологичен и чист.

Вдоволь налюбовавшись интерьером, мы вышли из «ретирадника» и тут же наткнулись на другой потайной ход,

который вывел нас прямиком к самой большой площади Олавинлинны.

Эта площадь, для многих людей имеет символическое, и даже сакральное значение. На ней многие знаменитости добивались высот успеха, а некоторые даже получили здесь путёвку в жизнь, что считается прямо-таки верхом удачи!

Это место уже многие годы собирает лучших представителей оперного искусства и десятки тысяч зрителей.

Это Площадь Оперы!

Жалко, что финны сами это место так не называют.

Для них это просто «место проведения оперного фестиваля»(Oopperajuhlat).

А как бы звучало это название, перекликаясь с Площадью Оперы в Париже или Копенгагене. По-фински – “Oopperatori”!

Правда, на данный момент, это место вовсе не напоминало обиталище муз. Скорее – строительную площадку.

Под огромной крышей, похожей на шатёр цирка-шапито, творился натуральный кавардак. От рядов сидений для зрителей, некогда возвышавшихся в несколько ярусов, остались одни воспоминания, да металлические остовы. Сцена растаяла как дым, и в крепости осталась одна лишь акустика, столь ценимая оперными певцами. Не та “акустика”, которую мы держим дома – колонки, сабвуферы и прочие усилители с ресиверами, а натуральная, природная, порождающая чистое эхо в каменных стенах.

Вдоволь налюбовавшись на останки прежнего великолепия, мы начали снова карабкаться на крепостные стены, причём именно карабкаться, уподобляясь альпинистам на горных склонах. Крутизна нас ждала нешуточная!

Подняться на стену Толстого бастиона, предстояло по лестнице такой крутизны, что приходилось задирать голову до хруста в шейных позвонках! А при одной мысли, что придётся ещё и ползти вниз на обратном пути, становилось страшно.

Но мы всё-таки преодолели эту преграду и, исполненные гордости за свой подвиг, принялись фотографировать окрестности.

А окрестности здешние нет-нет, да и преподносили сюрпризы. Например, соседний островок с причудливым изгибом скалы.

Или маленькую палатку, приютившуюся в стенном изломе, которую можно было увидеть сверху, только высунувшись в бойницу чуть ли не по пояс.

Затем башню, в которой мы так и не побывали – башню Кьялина.

С этой точки, сооружение казалось маленьким, толстеньким и невзрачным. Но как только представишь себе, на какой высоте находишься над уровнем озера, башня тут же начинает внушать уважение!

Мы гуляли над крышами зданий крепости, над брезентовым куполом Площади Оперы, высоко-высоко над волнами Сайменского озера, глядя на те самые пейзажи, которыми любовались наши предки.

Вдоволь налюбовавшись окрестностями и представив себя на месте солдат гарнизона, высматривающих появление врага из лесной чащи, мы вознамерились спуститься вниз, к пушкам, которые заприметили ещё в самом начале, при входе в крепость.

Полукруг бастиона, защищавшего входные ворота, был уставлен пушечными стволами. Каждая пушка занимала свою нишу в анфиладе небольших помещений, соединённых арками.

Я так понимаю, что пушки были в основном шведские, потому что на них красовались римские цифры, в сочетании с латинскими буквами.

Несомненно, у каждой из этих чугунных красавиц, была своя история полная побед и поражений, но прояснить её было некому. А для детей, резвящихся на этих пушках, подобные детали значения не имели.

Оставив детишек изображать из себя сипаев в период восстания, окончившегося, как известно, весьма плачевно, мы отправились дальше по лабиринту коридоров, ведущих мимо главного зала.

Справа и слева зияли входы, похожие на пещерные отверстия, куда мы не замедлили зайти.

В небольшом помещении, заставленном низкими витринами, красовалась выставка старинных монет, среди которых попадались и шведские эре, и русские копейки самых разных возрастов и размеров. Начиная аж с 1440 года.

Дальше красовался стенд с пушечными ядрами. Каменными, чугунными и начинёнными шрапнелью.

Видимо, всё, что находилось в почве Савонлинны при раскопках, попадало сюда, в эту комнату. Потому что чуть дальше мы обнаружили витрину с разными мелкими предметами быта – от напёрстков до колец, и от швейных иголок до рыболовных крючков.

Небольшое, конечно, богатство по музейным меркам, но вполне показательное.

Мы выбрались из казначейского рая и тут же нырнули в другое отверстие. Здесь царила собственно история. Вся история Олавинлинны, в одном флаконе, так сказать.

Несколько рядов стендов, поясняющих летопись крепости на разных языках, за исключением русского,

за которыми пряталась довольно впечатляющая подборка холодного и огнестрельного оружия.

Но пора было подумать и о душе.

Выбравшись из летописной пещеры, мы тут же угодили в то место, которое православные прихожане крепости использовали как церковь.
Помещение оказалось не очень большим, ненамного больше, чем помещение кирки наверху.

Зал в форме треугольника, верхушка которого использовалась, видимо, как алтарная часть храма, оживлялся несколькими, очень хорошей сохранности, иконами.

Пророка Захарии и праведной Елисаветы:

Преподобных Арсения Коневского и Александра Свирского:

Дальше – икона “Всех Скорбящих Радость”, немного своеобразная из-за присутствия множества деталей:

Икона “Всецарица”:

И в алтаре, отгороженном заборчиком, если я не ошибаюсь – икона Спаса Вседержителя. Довольно необычная икона, потому что ростовая, а также из-за того, что в левой руке Иисуса держава огромных размеров!

Все эти иконы, скорее всего северного письма, а если точнее – Валаамского.

Там же, среди икон, на стене – отлично сохранившиеся покрывало на аналой,

и дарохранительница.

Насмотревшись на все эти реликвии, мы выбрались, наконец, абсолютно измотанные, из крепостных казематов, и в изнеможении опустились отдохнуть на единственную в округе скамейку.

Прислонившись к холодной, очень неровной стене, я буквально блаженствовал, чувствуя, как утихает гул в натруженных ногах.

Мы провели в крепости очень много времени и поглотить ещё больше информации за один раз, были уже не в силах. Надо было как можно скорее уходить отсюда.

И, с трудом отклеившись от скамейки, мы встали и направились к выходу.

 

Глава 7. О берёзах и баранах.