(ред.050820)
Глава 2
Утро?
Неужели оно всё-таки наступило?
Да, да! Глаза уже не обманывают! Это и в самом деле свет!
Место, где находилось окно, стало чуть-чуть светлее окружающего мрака.
Наконец-то!
Желание увидеть свет, настоящий, солнечный, становилось иногда просто нестерпимым! Но вместо дневного света, сквозь старую, мутную слюду окна, опять начинала просачиваться лишь блёклая белёсая дымка.
Зефира провела весь прошлый день в каком-то забытьи. Не в силах думать, говорить, действовать.
И уже вторую ночь ворочалась на мягкой перине, то засыпая, то просыпаясь. Просыпаясь и испытывая при этом нестерпимое желание закричать от ужаса!
В полной, кромешной темноте, окутывавшей мир вокруг, всё её тело жаждало света.
Лучика! Хотя бы искорки!
На её любимых далёких Маристанских островах тоже бывали очень тёмные ночи! Когда налетает муссон – сырой порывистый ветер. Когда небо заволакивают тучи и становится не видно звёзд.
Но и в такое время Сестра ветра никогда не испытывала страха – можно было зажечь лампу или свечу, развести огонь. Свет всегда был рядом.
Чтобы видеть, нужен был только небольшой камешек и железная пластинка с насечками. И даже если их не оказывалось под рукой, можно было пойти за помощью к соседям. Добрые люди обязательно дадут новое огниво, или хотя бы – горящих угольев из своего очага.
Но даже если и это было невозможно, всё равно, рано ли поздно наступал новый день!
А сейчас, одно только осознание того, что тьму перед глазами не поможет развеять ничто – ни огниво, ни чужая помощь, доводило Зефиру до исступления.
Огня не было. Словно этой Стихии и вовсе не существовало в природе.
Огонь исчез с Архипелага полностью, а раз исчез огонь, значит исчез и свет.
А может быть, исчезло и само Солнце…
Ни Солнца, ни звёзд больше не было видно за плотной, сплошной пеленой чёрных туч. Они наползли неизвестно откуда и заполнили собой весь окоём.
И от этого тяжёлого небесного покрывала, день стал тёмным, как зимний вечер, а ночь окутал и вовсе непроницаемый мрак.
Теперь по ночам оставалось только одно – ворочаться на мягкой перине, в сплошном кошмаре, заливавшем комнату в королевском доме, и, стиснув до боли зубы, ждать утра. Но и потом небо лишь чуть светлело, наполняя всё пространство слабым, сумеречным, серым светом, не дающим ни капли тепла.
Назвать это «днём», можно было только при очень большом желании.
Тусклый свет создавал ощущение безысходности, нагонял тоску, хоть и позволял хоть что-то видеть.
Выбираться из-под одеяла и куда-то идти оказалось вдруг сущим мучением. А ведь Зефире было легче, чем остальным – ей было хотя бы не холодно!
Ветер приносил тепло откуда-то издалека, стараясь не расплескать ни капли по дороге. Залетал в специально приоткрытое для него окно и бережно развеивал это тепло по спальной комнате.
Сестре ветра было немного стыдно – она не могла попросить ветер согреть всех жителей Рёгланда разом. Подобная благотворительность могла закончится для Архипелага жестокой бурей, и где-то, в другом месте, непременно стало бы гораздо холоднее. C ветром в таких вещах лучше было не шутить.
Конечно, Зефире нужно было бы созвать Совет Сестёр, ведь то, что творилось сейчас вокруг неё превосходило по значимости всё, произошедшее со времени Войны Стихий. Но для этого надо было переломить себя, найти в себе силы встать с постели, выйти на улицу, создать Круг Света …
И всё это время она сама надеялась услышать вызов. Отвечать всегда легче, чем звать. Звать и томиться в ожидании ответа.
Но почему никто из Сестёр не обеспокоился? Неужели им совсем не интересно, что произошло? Неужто им до такой степени всё равно?
Было ещё кое-что, что останавливало Зефиру – она никак не могла решить, что может сказать Совету, и чего говорить не должна.
Лгать в Круге Света бессмысленно, кто-нибудь, да заметит странный оттенок. Трудно даже что-то недоговаривать, а Сестра ветра с детства не любила ни лгать, ни выкручиваться.
Пусть будет, как будет. Тем более, что ей в любом случае придётся идти за советом к более опытным Старшим Сестрам, не гадать же ей самой на воде, чем им всем грозят нынешние события? В этом не было никакого смысла.
Вежливый стук в дверь вывел Сестру ветра из оцепенения.
Стук-то был вежливый, но руку стучавшего Зефира узнала моментально. Тихо стучать эта медвежья лапа не умела, даже слегка повреждённая женскими зубами.
Пусть стучит. Видеть Людвига не хотелось. Да и никого не хотелось видеть, пока мысли не начнут слушаться, и пока не появится хоть какая-нибудь идея – как быть дальше.
Интрига, в которую она ввязалась, разрослась как снежный ком, захватила в себя уже весь Архипелаг, породив кучу вопросов и не дав ни одного ответа.
Всё, что могли знать свидетели случившегося – король и его сын, она уже выжала из них позавчера. И не сказать, что эти сведения оказались очень полезными.
Занятый своей драгоценной рукой, Людвиг почти ничего не увидел из того, что творилось у Врат.
И Сигурд, в горячке боя, тоже ничего особенного не успел разглядеть. И, конечно же, не рассмотрел предмет, пробивший стены Стихий.
Людвиг был занят. Сигурд не рассмотрел.
Ей самой тоже мало что удалось увидеть, хотя всё происходило буквально перед её глазами. Но у Сестры ветра была очень веская причина для невнимательности – ей давно не приходилось падать и испытывать при этом боль.
Но даже она, лёжа на белом песке, сквозь эту боль, застилавшую глаза, заметила сверкнувший в воздухе предмет и рывок охранника, бросившегося его ловить.
И слышала сквозь общий гомон и звуки боя странный свистящий звук.
Мог ли это быть простой камень, поднятый ветром?
Нет. Определённо нет.
Простые камни не сверкают в воздухе. И не летят так шумно. А поднятые ветром – так целенаправленно. Не подозревать же собственную Стихию в желании убить будущую Сестру огня?!
А судя по тому, что и Людвиг, и Сигурд, после того, как предмет попал в руку охранителя Элизабет, видели брызнувшую кровь, намерения того, кто кинул нечто сверкающее и шумящее, были самые решительные. Это «нечто» вполне могло быть и оружием!
Странно, что оба представителя рода Блюмкрик, прекрасно осведомлённые о возможности появления такого «летающего» оружия, ничего «не увидели» и «не рассмотрели».
Ведь они были предупреждены, и обязаны были следить, чтобы таковое нигде не появилось, даже случайно. И докладывать Сёстрам о малейших попытках его создать.
Нет, положительно, на Архипелаге что-то было не так.
Два человека, знающие тайну, ничего необычного не увидели или сделали вид, что ничего странного не произошло.
Но был кто-то, кто попытался это оружие применить!
Зефира уже убедила сама себя, что этот злоумышленник – человек. И этот человек бросил что-то смертельно опасное по направлению к Вратам, как раз туда, где стояла принцесса.
Но всё произошло так быстро и неожиданно, что в тот момент на поляне, усыпанной белым песком, никто не понял, что это за летящий предмет, и чем он грозит будущей Сестре огня!
«Постой! Не может быть!!» – Зефира даже приподнялась на постели, поражённая до глубины души.
Никто ничего не понял, кроме охранника Элизабет!
Всё произошло слишком стремительно, все были слишком заняты друг другом и самими собой, но он единственный, кто среагировал на эту опасность и, возможно, как-то сумел перехватить летящую смерть!
Значит, тоже знал?
Как там его зовут… Бриммс? Ах, нет – Гриммс! Он же – Теобольд.
На первый взгляд – не слишком умный, не слишком бойкий, обыкновенный и, казалось бы, ничем не примечательный человек. Не красавец, в отличие от Сигурда.
Но способен противостоять в бою такому великолепному воину, как принц…
И ещё – любит плавать в ледяной воде. Бр-р-р-р!
Странный человек на странной должности.
Охранитель девочки, не нуждающейся в охранниках.
Пусть хоть кто-нибудь попробовал бы нанести серьёзный вред Элизабет! Такого безумца мгновенно и неминуемо настигла бы самая ужасная кара! Не понадобилось бы даже вмешательство Софии.
Подчинившись Элизабет даже один раз, а Зефира сама была тому свидетелем во время их встречи на галеоне, огонь уже принял новую Сестру. Он сам испепелил бы злоумышленника!
«Испепелил бы только самого злоумышленника, – поправила себя мысленно Сестра ветра, – но не брошенный им предмет».
Вот этих вот подробностей не знали, не могли знать, не должны были о них даже догадываться, никакие короли с принцами!
Стихии прекрасно чувствуют обращённое против их Сестёр человеческое зло. Но в вещи, выпущенной из руки нет никакого зла. Это просто вещь! Ни слово, ни взгляд, ни мысль не смогут изменить её полёт. И большинство Стихий тоже.
Но неужели кто-то знал эту тайну и всё равно пошёл на преступление, вольно или невольно обрекая себя на гибель?
И, выходит, охранник принцессы тоже знал и был готов к этому…
Что ещё не успела или не захотела рассказать София об этом молодом человеке? Чего не смогла рассмотреть в нём сама Зефира?
Пергамент!
«Ключ ко всему – старый пергамент…»
А ведь она так и не удосужилась прочитать его до конца!
Чувствуя, что разгадка где-то близко, Зефира ветром соскочила с кровати и кинулась рыться в складках своего пушистого одеяния, небрежно брошенного позавчера на стул.
Сначала из потайного кармана выпал Ключ от Врат Конкрума, потом палочка туши для ресниц. Потом нашёлся и свиток со стихами. Непонятными стихами, написанными незнакомым почерком.
Вряд ли эти строки принадлежали самой Софии. За Старшей Сестрой никогда не бывала замечена страсть к сочинительству. А уж тем более – к сочинению стихов. При всей своей любви к книгам, София стихи недолюбливала, считая их смысл слишком невнятным, расплывчатым.
«Когда придут дождей унылых дни…»
Читать было очень трудно, даже после того, как Сестра ветра подошла вплотную к окну – в слабом свете «дня» выцветшие буквы были еле различимы.
Стихи мало напоминали «ключ ко всему». Они вообще мало что напоминали. Может, только – несвязную речь сумасшедшего.
Ещё немного они напоминали поварской рецепт. Или колдовской.
Но колдовские рецепты всегда были гораздо более сложными. Они часто использовали такие ингредиенты, от которых Оранья и Лейлис с Вайнис приходили в бешенство, когда узнавали подробности!
Вот только запретить людям сходить с ума они не могли, как не пытались.
Уж кто-кто, а Зефира давно уже разочаровалась в подобных «колдовских рецептах». В своё время, она из интереса перепробовала всё существующее на свете «колдовство» – от заговоров горных гадалок, до камлания пустынников. Их вопли и завывания, заклинания и мантры не действовали на Стихии совсем. Все их снадобья либо не работали абсолютно, либо работали безо всяких воплей и завываний, достаточно было подобрать правильный состав.
Вот только в пергаменте Софии не было ни сложных ингредиентов, ни заклинаний. Огонь, вода. Некоторый порядок действий по их соединению. Точнее – воссоединению. Как будто когда-то эти две Стихии были единым целым.
«Огонь! Вода! Почему они почти везде написаны с больших – прописных, букв? Стихии имеют названия, но не имена!»
Насколько Зефира знала своих Сестёр, никто из них никогда не пытался давать имена своим Стихиям.
Стихия – это же не человек, не птица, не животное, даже если её основа и есть животные, как у Лейлис. И в книгах и записках названия своих Стихий Сёстры всегда писали с маленькой – строчной буквы.
Зефира лихорадочно принялась перебирать глазами строки текста:
«И канут оба во Врата, как в воду…»
Да! Вот оно!
«У Врат их свяжет кованным металлом…»
Если начальные строчки стиха могли говорить о Софии, то…эти очень похожи на…
После затянувшегося кошмара ночей, и дней с оттенком обречённости, оказалось очень трудно утихомирить мысли, пустившиеся вскачь. Пришлось отложить пергамент, пару раз вздохнуть. Глубоко-глубоко!
«…и мне ни за что в жизни не удалось бы догадаться, кто из них «он», а кто «она»!»
Снова, словно вспышка молнии в голове:
– «В ней всё время… как огонь горит!» – вспомнилась сбивчивая речь охранника.
София упоминала о «пророчестве», но, если стихи и впрямь имеют пророческий смысл, то Огонь в них должен означать Элизабет!
Значит… получается, что Гриммс – это… Вода?
Если честно, подобное предположение граничило с безумием. Ничего родственного Стихии воды в Гриммсе-Теобольде не было и быть не могло!
Ну какая связь со Стихией может быть у мужчины?! Даже такая блажь, как купание в ледяной воде ничего не означала. Она говорила, скорее, об отсутствии ума!
Он – неплохой воин. Знающий, судя по всему, кое-что о запрещённом оружии. Но – «вода»? Даже так – «Вода»!
Может быть это просто метафора? Поэтам свойственно выдумывать разные небылицы, придавать словам необычный смысл. Может быть это просто описание характера Гриммса? Так же, как и «Огонь» – только описание характера Элизабет?
Но, если верить стихам, они и в самом деле, оба должны были пройти через Камень Конкрума!
«И канут оба во Врата, как в воду…» Оба! И он, и она!
Но охранитель Элизабет – мужчина! Врата должны были просто отторгнуть его, как чужеродное тело! И если он смог оказаться внутри, значит что-то послужило тому причиной!
По словам Софии, Гриммс-Теобольд должен был быть принесён в жертву, чтобы… чтобы новая Сестра огня не потеряла память.
Упоминание о памяти встречается только в последнем четверостишии! А как же всё остальное?
Сложно было поверить, что София и в самом деле собиралась принести в жертву охранителя Элизабет. В жертву кому или чему? Камню? Огню?
На первый взгляд, в стихах ничего не говорилось о человеческом жертвоприношении. Напротив, в них светилась надежда, уверенность в будущем, и никаких «если» и «но».
Но…София не зря обмолвилась, что неправильно истолковала пророчество, как и Элизабет. И с жертвой у неё не получилось – рана в руку ещё никого не убивала на месте.
Постой! А если жертва всё же была принесена? Тот человек, что кинул оружие в Элизабет, непременно сгорел бы заживо…
Зефира почувствовала, что, ещё мгновение, и её голова лопнет от потока мыслей!
Нужно было для начала сосредоточиться на чём-то одном, на самом важном.
Вначале, ей нужен был тот, кто мог хоть что-то знать о пергаменте с пророческими стихами.
София… София назвала пергамент «древним».
В устах любой из Сестёр, если это не говорилось в шутку, слово «древний» означало времена, прошедшие до Войны Стихий!
Зефира была прекрасно осведомлена об этой маленькой слабости Софии, её увлечении древними книгами – в Библиотеке Старшей Сестры эти книги оказались не без помощи Младшей!
Сестра огня тогда очень торопилась вывезти самые ценные экземпляры с Материка, а кто ещё мог попросить ветер дуть постоянно, ровно и правильно в паруса кораблей, кроме Зефиры?
Сестра ветра приблизительно помнила то место, где София собиралась строить свою Библиотеку. Возможно, именно там и хранился, и переписывался пергамент. Ведь ни одни чернила не способны выдержать столько лет! Может, кто-то из библиотечных хранителей что-нибудь знает? Возможно, там есть какие-то записи, которые подскажут историю стихов?
Ну и ещё, нужно постараться выяснить, что же на самом деле произошло на поляне? От этого зависит, сможет ли Зефира и дальше доверять жителям Рёгланда.
Слишком уж тревожны и необычны оказались события. Слишком странно повели себя люди вокруг.
Нужно обязательно найти обугленные останки человека, бросившего предмет. Даже если их успели спрятать, унести, всё равно она сможет учуять запах горелой плоти. Ей не впервой!
Прежде чем встретиться с Сёстрами в Круге Света, Зефире необходимо было многое выяснить и понять самой.
Укоряя себя за то, что упустила так много светлого времени, она накинула платье и бросилась было к дверям, но тут же остановилась.
Ей по-прежнему не хотелось встречаться с Людвигом, мимо кабинета которого предстояло пройти, отвечать на вопросы каждого встречного: «Что теперь будет?» и слышать перешёптывания за спиной.
И, кто знает, не подарит ли её прилюдное появление какой-нибудь лишний шанс неведомому противнику? Нужно, чтобы все были уверены, что Сестра ветра по-прежнему бездельничает, забившись от страха под одеяло.
Вылетать в окно тоже было рискованно. Окно выходило во двор, а там – внизу, уже потерянно бродили королевские слуги и прочий народ.
К сожалению, в комнате не было даже камина с трубой! Только узкое отверстие, через которое зимой тёплый воздух должен был поступать из кухни, что находилась двумя этажами ниже.
Сестра ветра окинула взглядом помещение. Что же делать? Как покинуть королевское обиталище тихо и незаметно?
Нужно было что-то придумать, и быстро. Не стоит сейчас встречаться с людьми, которым больше не можешь доверять.
Она допросит их потом, попозже… и с пристрастием…
***
– И тем не менее, я настаиваю, что сейчас следует воздержаться от любых необдуманных шагов.
Людвига всегда забавляло сочетание медоточивости и в тоже время какой-то непередаваемой грусти в голосе главы Тайной Службы. Такая же неизбывная печаль сквозила и во всём его облике – тощая, согбенная фигура, худое, измождённое лицо, повисший в вечной безысходности крючковатый нос. Казалось – дунь посильнее, и мастер Мальм тополиным пухом вылетит в окно.
Думающие так жестоко ошибались. И тому, кто был вынужден на собственной шкуре убедиться в обратном, завидовать не приходилось.
Впрочем, сегодня ничего забавного в голосе мастера не чувствовалось, звучал он встревоженно:
– А пуще того – воздержаться от необдуманных слов и ничем не подтверждённых надежд и чаяний. То, что мы сейчас услышали от короля Людвига, только подтверждает моё мнение, что верить колдуньям нельзя ни в коем случае! И даже если они помогают нам в чём-то, мы можем лишиться этой помощи, не успев, как говориться, вынуть меч. Мы теперь должны поблагодарить себя за предусмотрительность и дальновидность. За то, что нам удалось заранее принять кое-какие меры. Теперь остаётся только ждать дальнейшего развития событий. И удара в спину от наших любезных владетелей.
– Согласен с уважаемым мастером Мальмом, – адмирал Гросс привычно пожевал губами, как бы выстраивая мысли в ровную линейку атакующей эскадры. – Удар в спину – это то, что мы рискуем получить каждое мгновение. Но не только изнутри. Я теперь, не дам и ломаного эре за нашу безопасность от угрозы извне. Мы рискуем получить удар в спину и из-за моря, от наших «друзей», как их называет мастер Мальм. И можем лишь надеяться, что этого не произойдёт до тех пор, пока колдунье Зефире не вздумается отплыть на своём корабле восвояси.
Грустно опущенный нос главы Тайной службы опустился ещё ниже, к самому столу.
– Я, в свою очередь, не могу не согласиться с опасениями адмирала. Мы обыскали судно «Турденвар» настолько, насколько это позволяет сделать его гостевой статус, и пока не обнаружили ничего подозрительного. Никаких карт или крок Архипелага. Впрочем, это ещё ни о чём не говорит. Какие-то записи могут быть спрятаны в их одежде, или же в команде может оказаться человек обладающий исключительной памятью. Не стоит сомневаться, что среди этих военных моряков есть люди, заинтересованные в том, чтобы путь к столице Рёглангда оказался известен нашим заморским друзьям. Но и это ещё не всё. Нам теперь стоит опасаться за благополучие принца Сигурда. Владетели потребуют его наказания и будут вправе это сделать. А если у нас снова появятся непрошеные гости, всё может закончиться весьма печально.
Король оторвался от созерцания моросящего за окном дождя, вперемешку со снежными хлопьями. Медленно повернулся к членам Государственного Совета. В этот узкий круг лиц обычно входили те люди, которым Людвиг Четвёртый мог доверять. Но сегодня круг сузился ещё больше. В королевском кабинете находились только те, кому король мог, и вынужден был, доверять безоговорочно.
Четыре пары глаз, поблёскивающие в полумраке, уставились на Людвига.
Присутствующие привычно ожидали его решения. Ожидали так, как это обычно делали королевские генералы на поле боя.
Правда, в отличие от генералов, умеющих владеть собой, почти все заметно нервничали, абсолютно невозмутимым выглядел только адмирал Гросс.
Главный Хранитель Ульрих – высокий, высохший словно старое дерево старик, с квадратным продублённым морем лицом, в волнении щипал свою, и без того не слишком густую, бородку.
Мастер Мальм задумчиво выламывал собственные пальцы.
А предводитель городских гвардейцев Хаген Элуфсен нервно поигрывал шнурком рукава.
У Людвига кольнуло сердце. Его дочь Элиза, когда приходила в волнение или задумчивость, тоже теребила такой же шнурок, стягивающий манжет на запястье. Правда, предпочитала это делать зубами.
– Уверен, проблем у владетелей хватает и без нас. Никто не мог предположить, что смерть Сестры огня принесёт с собой такие последствия. И если снег, падающий с неба гораздо раньше, чем ему положено, предвещает приход нового времени Великих Льдов, то очень скоро всех нас можно будет только пожалеть. Единственный, кто мог бы дать ответ на вопрос, что нас ожидает в будущем, и сколько времени может продлится отсутствие огня – это Зефира. Но ни мне, ни Сигурду не удалось выведать у неё ничего существенного. А теперь, она уже второй день не хочет никого видеть. Не выходит из комнаты и даже не отвечает на стук.
Людвиг глубоко вздохнул, готовясь перейди к наиболее скользкой части своего монолога.
Он прекрасно понимал, что речь обязательно зайдёт о самоуправстве принца. Королю не дадут оставить незамеченной выходку сына. Шила в мешке не утаишь. И когда владетели узнают об этом проступке, Людвигу и его отпрыску придётся выдержать грандиозное сражение!
Даже сама мысль о том, что на внутренние острова Архипелага будет открыт путь для всех желающих, была для коггеров и конунгов чем-то вроде личного оскорбления. Им не очень хотелось, в один прекрасный день, обнаружить, хозяйничающие на их землях, чужие войска.
– Теперь, то что касается принца. За выходки моего сына несу ответственность только я. Но мне нужно решить, что делать с ним дальше. Оставлять в Рёгланде – опасно. Отсылать снова – не менее опасно для будущего королевства. Я прошу всех здесь присутствующих обдумать этот вопрос. Любой совет не будет лишним.
– Ульрих, – король повернулся к сидящему в сторонке Хранителю. – Ульрих, мне нужны любые сведения о подобных случаях. И об их… последствиях.
Бывший коггер задумчиво кивнул, представляя себе, сколько книг и свитков придётся перерыть для этого. Работа предстояла нелёгкая.
– Теперь давайте подумаем о самом главном, – Людвиг Четвёртый опёрся на стол, нависая над присутствующими, словно скала. – Вчера вечером прибыл посыльный от владетеля эльда Сьорген, что на южном берегу Карлсвикен. Тамошние землепашцы в панике. Если начнутся морозы, погибнет весь урожай ржи и пшеницы, который они намеревались собрать нынешним летом. Но если морозы и впрямь начнутся, мы все вымерзнем вслед за этой самой рожью! Единственное, что нам тогда останется – бежать отсюда на Материк. Но найдём ли мы там место для себя? Даже с учётом того, что вывезти удастся далеко не всех.
Людвиг Четвёртый уселся в своё знаменитое кресло и с силой потёр лоб.
– Удары в спину, нападения из-за моря, это не то, над чем сегодня стоит ломать голову. Будем отвечать на эти вызовы, по мере их возникновения. Но над государством может нависнуть совсем другая угроза, к которой нужно готовится прямо сейчас – это голод и холод! Если море замёрзнет и пропадёт урожай, если народ начнёт голодать и мёрзнуть, вот тогда и настанут гибельные для Рёгланда времена! Госпожа Эмма прислала сказать, что горожане Саллы ещё не успели заготовить припасов на долгую зиму. И, если и впрямь время Великих Льдов наступит снова, она рассчитывает на мою помощь… из армейских амбаров.
Король цепко взглянул на Гросса, сидящего напротив:
– Что скажете, адмирал?
По кабинету пронесся лёгкий всеобщий вздох.
Адмирал Гросс пошевелился на своём стуле, словно большой парусник качнулся на волне.
Хмуро уставился в стол, сцепил руки в замок, покрутил большими пальцами, сказал твёрдо:
– Я прикажу моему флаг-капитану опросить интендантов и капитанов магазинов. Хотя даже сейчас я уверен, что в моих закромах достаточно тёрфиска, пива и сухарей, чтобы кормить всю Саллу целый месяц. Не досыта, но… – адмирал Гросс выдержал небольшую паузу. – Но для этого, свайку вам в клюз, придётся распустить по домам остатки судовых команд, расформировать адмиралтейство, забросить стапеля, на которых заложен десяток судов. Из которых, между прочим, большой фрегат и корвет уже достраиваются, и должны быть спущены на воду этой осенью!..
Голос адмирала постепенно набирал силу, и мебель в королевском кабинете начала подрагивать, словно в испуге.
Когда кто-либо, всё равно кто, посягал на благополучие флота, старый адмирал становился грубым, громогласным, неприятным и несговорчивым…
***
Король Людвиг Четвёртый поспешил отпустить членов Государственного Совета, пока на город не упала и вовсе непроглядная тьма.
Только в разгар лета ночи в Рёгланде были светлыми, голубыми или прозрачно-серыми. А вот поздняя осень делала их длинными, тёмными, и дни становились короткими, как воробьиный скок.
Но тогда, в городах, из тех, что побольше, и в центральных частях городков, что поменьше, зажигался свет, пусть и не на всю ночь. Работали фонарщики, развешивая по столбам масляные светильники, светились огни в окнах богатых домов. Огонь приносил в жилища и на улицы уют и ощущение тепла. Всё то, чего рёгландцы оказались сейчас лишены в один миг.
Обыватели Саллы пока ещё не осознали всю опасность ситуации, хотя, проходя по городу, Людвиг ощущал на себе недовольные и раздражённые взгляды кухарок, оставшихся без своих очагов.
Население, привыкшее питаться в море сушёной рыбой и сухарями, а на суше – копчениями и солениями из погребов, пока не чувствовало слишком сильных неудобств.
Однако, потребность в горячей пище должна была совсем скоро породить недовольство в спокойном, и даже флегматичном народе. А чуть позже, когда дома начнут выстывать и спасения не будет даже в меховой одежде, которую негде будет высушить, людей охватит паника!
Начнутся попытки захвата кораблей, для того, чтобы быстрее покинуть замерзающий Архипелаг. И никто из бунтующей толпы не задумается о том, что творится сейчас в остальном мире и существует ли для них там спасение?
Людвиг встал из кресла, снова подошёл к окну.
Здесь, у окна, ему всегда думалось легче. Вид на залив успокаивал и помогал королю сосредоточиться на самом важном.
Но сейчас это не помогало. В сгущающейся к ночи тьме, не было видно ни волн залива, ни набережной.
Наоборот, странное беспокойство, охватившее короля несколько дней назад, постепенно выросло в нём в настоящую тревогу. Почти панику! Надежда на то, что всё кончится благополучно, таяла с каждым мгновением.
Все то, что творилось вокруг, ещё недавно казалось попросту невозможным!
Сама мысль, что на всём Архипелаге может пропасть огонь, никогда, никому не приходила в голову! Пропасть, исчезнуть совсем, даже искры из кресала не удавалось высечь!
Но, если бы на небе светило солнце, было бы гораздо легче.
Вот только ветер не в силах был разогнать плотную пелену тяжёлых, чёрных туч, укутавших горы от самых вершин до подножия и стелющихся над самой землёй, от края до края горизонта.
Как там сказал мастер Мальм? «Они должны поблагодарить себя за то, что подготовились…»?
Король горько усмехнулся.
Можно было подготовиться ко всему, всё предусмотреть – и нападение врагов, и бунт эльдеров! Но к тому, что случилось, Людвиг подготовиться никак не мог.
И не смог бы, даже если бы знал, что именно случится!..
А ещё, ему никогда не удалось бы подготовить себя к тому чувству одиночества, которое постепенно овладело им после…
Надо взглянуть правде в глаза – он всю свою жизнь прожил, как за каменной стеной и привык к безопасности! Если у него были неприятности – София была рядом, если он совершал ошибку – она одна могла помочь! Вразумить, в конце концов!
Никто, ни соратники из Совета, ни армия, ни флот не могли послужить опорой столь же надёжной, как она!
Он рассчитывал, что Элиза займёт место Софии на тех же самых условиях.
И София тоже рассчитывала на это!
Но можно ли теперь надеяться, что жизнь вернётся в прежнее русло?
Всё, что удалось вытянуть из Зефиры – всего несколько слов: «Ни ты, ни я, никто другой, даже все Сёстры вместе взятые, ничего не сможем сейчас изменить или исправить. Нужно только ждать. Ждать и надеяться».
Звучали эти слова тревожно. Очень тревожно!
На что можно надеться, и как можно ждать, когда мир вокруг тебя стремительно катится в пропасть?!
Среди всего этого беспорядочного кувыркания вниз, борьба владетелей Рёгланда за власть, которой он так боялся в прошлом, казалась теперь мышиной вознёй, наименьшим из зол, чем-то жалким и несущественным.
Людвиг решительно выкинул из головы гнетущие мысли.
Скоро мрак станет непроглядным. Нужно было как можно скорее добраться до собственной спальни, чтобы потом не набивать себе шишек по пути.
Быстрым шагом он вышел из полутьмы кабинета в почти полную тьму приёмной, где находились владения его секретаря Йонса.
Но стоило королевской фигуре показаться в дверном проёме, как со стороны дивана, предназначенного для посетителей, раздался громкий радостный рёв. На мгновение Людвигу даже показалось, что вернулся адмирал Гросс, до того это прозвучало громогласно. Но, к сожалению, это был не Гросс.
– Лю-ю-ю-двиг! Сколько лет, сколько зим! Подойди-ка поближе, не вижу тебя совсем. А… всё равно не увижу, устроил тут, понимаешь, темнотищу…
Голос говорившего менялся каждое мгновение – то он был полон тягучего сарказма, то детской обиды, язык слегка заплетался, и сразу становилось ясно, что его владелец не слишком трезв.
Впрочем, чего ещё можно было ожидать от, недалёкого, вечно пьяного сплетника и скандалиста Финдерена Бьелла – эльдера Юльхаммара?
«А вот и первый весенний гусь»,- подумал король Людвиг Четвёртый. – «Началось…»
***
За сегодняшний день, если этот полумрак можно было назвать днём, принцу Сигурду не довелось заняться ничем существенным. Как и прошлый такой же «день».
Безделье мучило и выводило из себя. Он не привык так бездарно терять время.
Даже когда они плыли сюда, на Архипелаг, дни не показались ему растраченными зря. Они были полны планов и надежд, словесных поединков с Зефирой и Тобертом.
Они были наполнены борьбой! Пусть и незаметной, но довольно опасной.
Сейчас же, полноценная жизнь сменилось тоскливым, зыбким ожиданием неизвестно чего. А главное – неизвестно было, сколько продлится это ожидание!
Сложится ли всё так, как хотела София? Или её планы, а вместе с ними и планы самого принца уже пошли прахом?
От отчаяния, пока совсем не стемнело, Сигурд даже пытался читать тот самый пергамент в несколько листов, который передала ему Сестра огня в день их последнего разговора.
Небольшой рассказ, скорее сказка, назывался длинно и витиевато: «Блистательная и невероятная жизнь Чедара Хуггтанда и смерть его, приключившаяся во чреве Морского Дракона».
Зачем колдунья сунула ему этот пергамент?
Ничего особенного в сказке не было, разве что материал, на котором она была написана, был довольно старым. Сухим и ломким.
Но и эта старость ценности пергаменту не добавляла.
Начинался он с рассказа о душевных метаниях некоего Чедара, отправившегося на поиски ужасного чудовища. С точки зрения принца, сказка было достаточно глупой, этакое лёгкое чтиво для бездельников.
И вообще, с чтением не клеилось.
Занудно-витиеватый слог, которым в седой древности писали книги, но никогда на нём не говорили в обычной жизни, отвращал от чтения похлеще того, как мёд отвращает троллей от привычки грызть собственные ногти.
К тому же, принцу Сигурду были неинтересны старые басни. Особенно про то, чего нет. В детстве он их наслушался предостаточно.
На Материке к рассказам о Морском Драконе относились гораздо проще – сказка, она и есть сказка. Выдумка!
В Рёгланде же вечно бредили этими небылицами и рисовали обереги от напасти на всём, на чём только было можно – на сваях и на заборах, на ложках и на лодках. Даже на лодочных черпаках!
Наверное, на лбу бы себе рисовали, если бы не боялись прослыть умалишёнными!
Зато среди окружения принца рёгландцев не было, а значит и суеверных людей тоже. Жаль, что настроение у этих людей было сейчас невесёлым.
– Ну-у… не слишком-то у них там радостно, – словно эхо откликнулись на мысли принца из темноты. – Никто из команды не хочет больше ночевать на борту. Говорят – больно жутко. Даже капитан их будто спятил. Молчит. Ходит. Ходит и молчит. И оставить «Турденвар» без вахты не может, и запретить команде сбежать на берег не сумеет, если забунтуют. Не в порту Бётё-букт, чай! В карцер всех не посадишь…
В кромешной тьме не было возможности рассмотреть говорившего. Но голос, хриплый, жёсткий, как просмолённый конец, вечно ровный – рассудительно-спокойный, конечно же принадлежал Элемунду, бывшему вестманнскому ландскнехту. Опытному вояке, поучаствовавшему чуть ли не в каждой битве последнего времени.
Застонала, отворяясь, дверь, и раздался ещё один голос – скрипучий, с привизгом, быстрый старческий говорок:
– Нет её там, клянусь вам! Тишина стоит, веришь-нет! Шаги её я бы всяко услышал, да и дыхание тоже узнал бы, хоть через три стены! Веришь-нет?
– Врёшь! – откликнулся оруженосец Бертран из темноты. – Мы два дня глаз с её окон не спускали! Не могла она никуда улететь! И из дверей не выходила!
– Во сне вы глаз не спускали, веришь-нет! Караульщики! Моргать реже надо было!
У принца Сигурда не было причин не верить Бендрагару Свиндле. О неподражаемом слухе старого мошенника слагались легенды! В определённых кругах, разумеется.
Казалось бы, этот маленький, седенький, юркий старикашка, малость придурковатый на вид, должен был бы иметь огромные уши, чтобы это как-то оправдывало его талант.
Но нет, уши у него были самые обычные, приплюснутые, поросшие седым волосом. С короткими мочками, никогда в жизни не видавшими серёг, хотя он, как и Бертран, родом был с южного побережья Байяллы, где хотя бы одну серьгу носили повально все мужчины.
Поговаривали, что способность слышать, как пролетает в ста саженях комар, развилась в Свиндле ещё в юности, в те давние времена, когда он изображал слепого, бродя по городам и весям.
Правда, после его посещений, в этих городах и весях частенько случались весьма дерзкие ограбления уважаемых и состоятельных людей. Так что вскоре стало считаться, что «Слепой Бендрагар» приносит несчастье мирным жителям, и его начали отовсюду изгонять и иногда даже бить.
Ещё одним несомненным талантом Бендрагара было то, что он великолепно умел ориентироваться в полной темноте. Насколько знал Сигурд, ни одному слепому, даже самому зрячему, такое было не под силу.
Принц Сигурд всегда с интересом и уважением относился к способностям других людей, особенно к способностям, которых сам был лишён. И даже тщательно отбирал таких людей для собственной службы.
Но старый Свиндле оказался в компании принца и по некоторым другим причинам, о которых Сигурд старался до поры до времени не вспоминать.
– Тихо! – Сигурд одним-единственным словом прекратил начавшуюся было перепалку. – Мне нужно подумать…
Если колдунья и впрямь исчезла из королевского дома, то как она это сделала, принца не сильно волновало. Важно было другое – куда она могла направиться?
И главное – надолго ли она исчезла?
Самым неприятным было бы, если она вовсе улетела с Архипелага. Улетела, оставив их на произвол судьбы.
Но о такой возможности лучше было даже не думать. Тем более, что Зефира не слишком благосклонно относилась к воде и до панического ужаса боялась летать над открытыми водными пространствами.
А холод, тьма и мелкий моросящий дождь. вперемешку со снегом, должны были напрочь отбить у теплолюбивой колдуньи охоту к любым путешествиям вообще.
Но Зефиры в доме отца не было. В этом «слепой» Свиндле не мог ошибаться. Как не мог он в кромешном мраке заблудиться на незнакомом ему королевском дворе или наткнуться на забытые кем-нибудь вилы.
Так куда же она делась? Улетела гулять по Архипелагу? Зачем? Раньше её ничто не привлекало в этих краях.
Снова отправилась в избушку Софии, горевать по умершей Сестре?
Сигурд не верил в излишнюю чувствительность Зефиры. Она постоянно вела какие-то тайные игры, и не была замечена ни в искренней жалости, ни в сострадании.
В избушке ей делать было нечего. София позаботилась о том, чтобы там ничего не осталось, даже пыли.
Но сразу после смерти Софии, Сестра ветра направилась именно туда. Для чего? О чём колдуньи успели переговорить перед самым концом?
Принц Сигурд мог только сожалеть, укорять себя, рвать на себе волосы за то, что не смог, не успел услышать ни слова из того разговора!
Он увлёкся необычным и интересным боем с противником, от которого никак не ожидал такой прыти, будь он трижды учеником Уроха! И неожиданный финал поединка заставил принца опоздать к этому очень важному разговору!
А вот его отец находился гораздо ближе к колдуньям и мог хотя бы попытаться вслушаться! Но старый, выживший из ума пьяница даже не подумал о такой возможности!
Сигурд сжал в темноте кулаки, но сожаления и гнев были теперь бесполезны.
Куда же она могла отправиться, да ещё и не сказав никому ни слова? Может быть София рассказала ей о тайнике?
«… если когда-нибудь тебе придёт мысль переплавить этот Купол на оружие, лучше отгони её от себя.»
Подобные слова могли предназначается только будущему владельцу Железного Купола, имеющему полное право им распоряжаться. Значит тайник и всё, что в нём находится, теперь наследственная собственность Сигурда, и ни Зефира, ни Элиза о нём знать не могут.
София не стала бы рассказывать им о тайнике, потому что ни одна из Сестёр не позволила бы ему единолично владеть такой ценностью!
Что ж, он сумеет распорядиться Куполом так, как посчитает нужным. Но пока на Архипелаге снова не появится свет, нет смысла лезть в полнейшую темноту, с риском сломать себе шею.
Лучшее, что мог сейчас сделать принц – лечь спать. Тем более, что кроме этого, ему больше ничего не оставалось.